Но со временем мы добрались до вершины, а там уже было на все плевать. Без наркотика меня бы парализовал страх перед Дольмечером, но под его действием мы просто побежали вниз с пологого склона, когда же он стал крутым, то покрепче уперлись ногами в землю и заскользили по прелым листьям. Имелось тут и несколько земляных холмиков – с них мы съехали на пятой точке.
Наконец земля под ногами выровнялась, лес снова стал густым, и мы сообразили, что безнадежно заблудились. В отличие от меня Джим сохранил присутствие духа и заставил меня постоять, пока сердцебиение и одышка не уймутся. Наконец мы различили гул с шоссе. Сверившись с картой и положением солнца, мы прикинули, где находится поляна праздника, а после разошлись на сотню футов и попытались двигаться тихо.
Но, когда бредешь по колено в прошлогодней листве, это пустая затея. В кронах шелестел ветер, несколько скрывая наш шум, но я все равно чувствовал себя слишком уж заметным – точно еду по лесу на танке. Тонкие деревья стояли здесь далеко друг от друга, и я был почти уверен, что уж здесь-то не мог притаиться Дольмечер, готовый выскочить из укрытия, сжимая обеими руками пистолет и целясь в меня. Очень бы не хотелось, чтобы он оказался последним, кого я увижу в этой жизни.
Становилось все хуже и хуже. Впереди показался просвет, очевидно, искомая поляна. Мы услышал шум толпы и звон кассового аппарата. Дольмечер, вероятно, где-то между нами и опушкой. Подлесок тут был гораздо гуще, и, зазевавшись, я угодил в овраг. Мне пришлось съехать с одного склона и карабкаться на другой – чувствовал я себя беспомощным и глупым бледнолицым. Мне невольно вспомнились старые фотографии времен Второй мировой войны, на которых военнопленные стоят вдоль оврага в ожидании расстрела.
Корешок у меня под рукой оборвался, и я скатился назад на дно. Теперь я стоял по колено в вязкой жиже, прикрытой грязью и листьями. Я прошел несколько ярдов по оврагу – приблизительно туда, где должен был красться Джим. Но я уже десять минут его не видел и не слышал. Наконец стенки оврага немного раздвинулись, и я нашел легкий путь, как из него выбраться.
Но Дольмечер меня опередил. Застыв в полном изумлении, я до самого верха проследил взглядом отпечатки его ботинок. И плеть дикой малины на краю оврага еще подрагивала.
Наверху кто-то двигался. На фоне гудения толпы и монотонного бормотания ведущего я слышал чьи-то шаги. Кто там? Джим? Дольмечер? Или они оба? А после все звуки потонули в аплодисментах.
Их я счел бесплатным билетом из оврага. Большую часть пути я прополз, забыв про шум ради скорости, а выбравшись, бросился ничком. Нет смысла изображать из себя мишень: если Дольмечер знает, что я наступаю ему на пятки, то будет начеку.
Но он не знал. Я увидел, как всего в пятидесяти футах этот гад осторожно подбирается к поляне. В просветы между деревьями я разглядел навес над сложенной из бревен трибуной и развевающийся американский флаг, а когда поднялся на ноги, то – даже автостоянку. Ее я точно запомнил, потому что, когда некоторое время идешь напролом через горы листьев и грязи, блеск начищенных машин кажется самой странной вещью на свете.
Джима нигде не было видно. Неужели Дольмечер уже его уложил? Я оглянулся и осмотрел овраг: никаких следов Джима. Скорее всего он перебрался еще раньше меня. Значит, он где-то здесь, справа от Дольмечера.
Подхалим монотонно бубнил в громкоговоритель, но потом поднялась какая-то суматоха. Дольмечер тут же скорчился за деревом. Я увидел, как на краю поляны материализовался человек в плаще и побежал прочь от нас.
Дольмечер тоже его заметил, вскочил и со всех ног бросился на опушку. Он знал, что это его шанс. Он понимал, что хотя бы минуту может шуметь сколько влезет, что его прикроет галдеж через мегафоны.
– Дайте ему слово! Подождите, послушаем, что он скажет! – кричал Плеши. – По части охраны окружающей среды мне нечего стыдиться.
Шум поднялся из-за Буна. Кажется, он добился своего: втянул Плеши в перепалку. А Плеши по глупости купился. Все помнят выступление Рейгана в Нью-Гэмпшире много лет назад: «Я заплатил за этот микрофон!» Эта фраза принесла ему победу на выборах. Любой с инстинктами Плеши и его репутацией тряпки увидит в вызове Буна возможность поиграть в Рейгана на общенациональном телевидении.
Вскочив, я ветром дунул за Дольмечером. Все шло к тому, что он вот-вот сделает свой шаг, но уже на опушке он опять спрятался за дерево. Если он повернется сейчас, мне хана, потому что я совершенно забыл про осторожность и просто несся по открытому пространству в тридцати футах за ним.
Он обернулся. Я застыл. Он меня увидел.
И сделал в точности то, чего я ожидал: сунул руку себе под мышку, выхватил пистолет, сжал его обеими руками и прицелился, так что дуло застило мне весь свет. Я бросился на землю. Но тело – не баскетбольный мячик, его не так-то просто уронить. Лучшее, что можно сделать, – упасть: поджать ноги и ждать, когда земное притяжение вдавит тебя в листья со скоростью тридцати двух футов в секунду. Когда падаешь с моста, кажется, что это очень быстро. Но когда пытаешься избежать пули, никакого проку.
По счастью, в этот момент между ребер у Дольмечера засела стрела. Он поморщился, будто его пнули, но явно не понял, что произошло. Он просто повернулся, задевая оперением за березы, а после спокойно и решительно вышел на поляну, унося с собой свое знание об опасной бактерии, хранящееся где-то в его большой, ничем не защищенной черепушке.
Тип в плаще, оставивший свой пост, когда Бун пробился к трибуне, возвращался. Дольмечер вырубил его тазером, расплавив нервную систему и оставив тихонько биться в судорогах на земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102