Потом запустил кофеварку. Я уловил ироничный взгляд Джима. М-да, наш новый знакомый из тех, кто кофеварку заряжает с вечера, чтобы утром только щелкнуть клавишей. Прирожденный лидер.
– А Дольмечер хорошо играет? – спросил Джим. Мужик рассмеялся.
– Поверьте, мистер, если бы мы выдавали черные пояса, у него был бы, ну, не знаю, пятый или шестой дан. Однажды он ох как меня одурачил! – Мужик смерил Джима взглядом и кивнул. – Хотя вам, возможно, больше повезет.
– Ага, – согласился Джим. – За пятнадцать лет работы ремонтником стиральных машин я отточил навыки.
Мужик сердечно хохотнул, сочтя это дружеской шуткой.
– В подобных играх уже участвовали?
– Только охотился с луком, – сказал Джим, что стало для меня новостью – я-то думал, он ходит на дичь со своей разукрашенной винтовкой.
– Ну, тут много общего. Нужно подобраться близко, потому что оружие у нас ближнего боя. А это значит, надо быть ловким и хитрым. Как Дольмечер.
Я подавил стон. Похоже, Дольмечер здесь считается Эйнштейном.
– Я думал, вы огнестрельным оружием пользуетесь, – сказал Джим.
– Ручным. И только на углекислом газе. Поэтому радиус эффективного действия у него невелик. Вот, посмотрите.
Он открыл шкаф полный массивных пистолетов. Показал, как вставляется баллончик с углекислым газом и патроны: мягкий резиновый шарик с красной краской.
– Стоит ему в тебя попасть, – плюх! – ты помечен. Видите? Никакого насилия. Это стратегическая игра. Вот почему Дольмечер в ней так хорош. Он талантливый стратег.
Мы сказали мужику, что еще к нему вернемся. На стоянке Буна окружала кучка восхищенных игроков, а он объяснял, как одолеть в рукопашной доберман-пинчера, при этом его не поранив.
– Приятно знать, что ты возвращаешься к прежнему себе, – сказал я, когда мы наконец утащили его назад в пикап.
– Эти парни сущие троглодиты, – отозвался Бун. – У них на все один ответ: винтовка побольше.
– Может, нам стоит основать школу ненасильственного терроризма?
– Броское название. Но без насилия нет и террора.
– Ты говоришь, как те парни, Бун. В жизни есть много больше, чем стрельба. Думаю, можно сеять ужас, лишь предъявляя людям их грешки.
– Да что с тобой? Ты в католической семье вырос? На грехи сейчас всем плевать. Думаешь, глав корпораций волнует проблема греха?
– Ну, они отравили людей, нарушили закон. И стоит предъявить это журналистам, они занервничают.
– Только потому, что это вредно для бизнеса. Виноватыми-то они себя не считают.
К тому времени Джим уже вывел пикап на трассу. Обратив лицо серебряного индейца на север, он вдавил педаль газа.
– А как насчет Плеши? – не унимался Бун. – Ты думаешь, он чувствует себя виноватым? Ты думаешь, он боится? Черта с два!
– Он тоже человек, Бун. Готов поспорить, он в штаны наложил от страха. Он же развязал катастрофу.
– Ага, и у него налицо все симптомы человека, парализованного страхом, – сказал Бун, шурша одной из газет. – Давай посмотрим. Десять часов: участие в состязании по метанию топора. Десять тридцать: старший судья конкурса по катанию стволов. Да уж, просто трясется от ужаса.
– А что, по-твоему, ему делать, бежать в Бостон и прятаться? Подумай, Бун, он не дурак. Он знает, что послал решать проблему подчиненных. Вроде Логлина. Проклятие! Интересно, что же замышляет Логлин? Задача Плеши показываться на людях и выглядеть храбрым. Но если кто-то бросит ему вызов перед телекамерами…
Мы с Буном бодались еще четверть мили, пока Джим не занервничал и не начал на нас оглядываться.
– Вы чокнутые, ребята, – сказал он. – Вас сцапают. Или пристрелят.
– Но в самом крайнем случае он вспотеет, – сказал я.
– Готов в это поверить, – отозвался Бун.
– И мы могли бы предать дело огласке.
Мне вспомнилась последняя операция в Нью-Гэмпшире – несколько лет назад в Сибруке, где строили ядерную электростанцию. Мы даже на стройку не сумели проникнуть, нас арестовали. Кое-кого избили. Но в новости мы попали. И реактор так и стоит незаконченный, а ведь десять лет прошло.
– Нужно подобраться совсем близко, – говорил тем временем Джим. – Спецслужбы, сами понимаете.
– Они там уши развесили, – возразил Бун. – Чего им бояться? Какая-то мелкая сошка вроде Плеши, никто даже имени его не помнит, кампания в самом начале. Состязание по метанию топора в глухом захолустье. Черт, если бы я устраивал на него покушение, сам бы это место выбрал.

Машину Дольмечера мы нашли без труда. Состязание устраивали в одном из мелких заповедников (множество таких «оазисов дикой природы» размером с почтовую марку разбросано по всему Нью-Гэмпширу), и путей подхода к нему было не так уж много. Мы знали, что Дольмечер не бросит машину на видном месте или там, где парковка запрещена. Он поведет себя как законопослушный массачусетец, а после растворится среди деревьев. Именно так он и поступил. Машину мы засекли на площадке для пикников возле шоссе, недалеко от начала прогулочной дорожки по заповеднику.
– Умно, – похвалил Джим. – Отсюда его никто не ждет.
Я заглянул в окно, но ничего особенного не увидел. Никаких патронташей или открытых тюбиков камуфляжной краски. Только высовывающийся из-под сиденья аптечный пузырек. К своей безумной миссии Дольмечер подошел на удивление здраво и деловито.
Может, бактерии воздействуют на голову? В средствах массовой информации целую неделю шла дискуссия о том, не повредили ли токсические отходы мой головной мозг, превратив меня в слюнявого террориста. Я ничего особенного за собой не замечал и истерического беспокойства не испытывал, но Дольмечер получил много большую дозу, да и вообще был менее стабильным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102