Люди три с половиной века сбрасывали в Бостонскую гавань всякий мусор. Я стоял у подножия Спектэкл-айленда, глядя на отходы жизнедеятельности города – от банок из-под колы до затопленных траулеров. Если я проведу десяток часов, топчась по дну, то, вероятно, найду горку пятидесятипятигаллоновых бочек, сброшенных за борт какой-нибудь корпорацией, у которой на руках оказалось слишком много ПХБ. Если провернуть такое, да еще проследить отраву до владельца, можно смело рисовать их логотип на носу моего «Зодиака». Там уже было два, и мне не терпелось стать асом.
Но в радиусе десяти футов вокруг я не заметил ни одной бочки, да и время для полномасштабных поисков было не совсем подходящее, поэтому я только зачерпнул банкой ил. И, уже заворачивая на ней крышку, посветил внутрь фонариком и увидел, как внутри кружит презерватив. С пупырышками, использованный.
Кусок латекса определенно может испортить пробу, поэтому пришлось вылить ил и набрать другого. Я поплавал с минуту, надеясь, что мне повезет, потом медленно поднялся на поверхность. А там погода вконец испортилась. Я на воде с семи вечера, и давно пришла пора обычного отдыха.
Один из моих дядюшек вырос в Нью-Йорке и любил рассказывать, как в его детстве ныряли за кондомами в Гудзон. Там был один участок, где можно было нырнуть и, задержав дыхание, как полинезийский ловец жемчуга, собирать со дна реки презервативы. Потом их сушили, натянув на ручку веника, посыпали тальком, скатывали и продавали по пятицентовику штука. Это было во время войны, и спрос среди матросов был огромен.
Мальчиком я все удивлялся, как кондомы попадают на дно реки. Может, матросы их снимают, садятся на автобусы до Вест-сайда и бросают в воду – непременно в одном и том же месте? Нет. Только занявшись моим нынешним делом, я наконец сообразил, что к чему. Матросы спускали их в унитаз, и оттуда они попадали в канализацию. В большинстве старых городов канализация комбинированная: по одним и тем же трубам стекают нечистоты, дождевая вода и промышленные отходы.
Но канализация – это просто система труб, расположенных под уклоном к воде, это искусственная река со своими притоками и устьем. Труба, как и река, способна нести лишь определенный объем жидкости, а если его превысить, разливается.
У санитарной и промышленной канализации нет причин разливаться, потому что туда поступает постоянный, предсказуемый объем. Штормовая канализация – совсем другое дело. Возьмем, к примеру, сегодняшний день.
Когда я вынырнул на поверхность, шел дождь. «Зодиак» бешено мигал и подпрыгивал футах в пятидесяти от меня. К тому времени, когда я в него забрался (непростая задача, когда на борту нет никого, кто удерживал бы его в равновесии), дождь превратился в ливень. Я стащил с себя гидрокостюм и маску, выключил строб и просто лежал под струями, пока меня не пробрала дрожь.
Да, конечно, я экотеррорист и знаю, что этот дождь – кислотный из-за заводов, жгущих уголь в Огайо, что в нем содержится окись азота из-за автомобильных выхлопов в Бостоне и соседних городков. Возможно, даже толика окиси водорода. Но он был достаточно чистым, чтобы пить, и чище, чем я сейчас. И уж конечно, ни в какое сравнение не шел со сточными водами, в которых я поплавал. Ловя капли ртом, я ни на минуту не задумывался о биоаккумулируемых токсинах.
Вода с неба падала стеной на Бостон и его окрестности, сбегая в его каналы, речушки и водостоки, направляясь к гавани. Еще немного, и водостоки разольются.
После сильных ливней из люков в центре Бостона иногда фонтанируют гейзеры нечистот. Это – пример разлившейся комбинированной канализации. Обычно переполнения удается избежать. Инженеры заранее знают, что будут разливы, поэтому вдоль всей береговой линии держат ККЗ – комбинированные канализационные заборники. Если поток слишком велик, вода из них сливается по трубам прямиком в гавань или в реку Чарльз. Но из ККЗ поступает не только дождевая вода. По тем же трубам идут промышленные отходы. Если ККЗ не справляются, начинают выстреливать люки.
Идем дальше, возле парка Кастл-айленд тоже есть ККЗ. Вот и объяснение, как презерватив оказался посреди гавани. В Нью-Йорке, наверное, тоже был такой: выше по течению от «делянок» моего дяди. Разумеется, защитного снаряжения у дяди не было. Он просто плавал в неочищенных стоках с открытыми глазами. Судя по всему, у него иммунная система беспризорной собаки.
Прорезая большие валы, я медленно пробирался сквозь ливень к яхт-клубу. Видимость упала почти до нуля. Я едва не столкнулся нос к носу с чем-то большим, блестящим и голубым, плававшим в сотне ярдов оттого места, где я нырял. Это был катер, настоящий моторный шлюп, который покачивался без опознавательных огней. Приблизительно в тот же моменту него на борту заметили меня, и внезапно раздался оглушительный «шур», за которым эхом последовал второй, когда завелись моторы. Шум, с которым турбина в девятьсот лошадиных сил вырыла яму у себя за кормой, перекрыл даже шторм. Задрав нос, точно космический корабль, катер исчез в ночи. И опять-таки безо всяких ходовых огней. И о его присутствии здесь свидетельствовали лишь пенящаяся кильватерная волна, которая мотала меня несколько секунд, и рев, который быстро стих за свистом ветра.
Держа курс на яхт-клуб, я запоздало сообразил, что это была тридцатифутовая «сигарета». Та самая, которую я уже тут видел, но тогда она просто стояла в канале. И сукин сын на ней действительно за мной следил! Как говорится, если у тебя паранойя, это еще не значит, что за тобой не гонятся.
На секунду мне захотелось броситься вслед за «сигаретой», попытаться увидеть ее опознавательные знаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102