– Вы умаляете себя, Роджер, – очевидно, вы провернули что-то исключительно умное.
– О, вы приметили мой наряд! Надеюсь, вы не находите его излишне щегольским.
– Я нахожу его очень дорогим .
– Вы хотите сказать, для Золотого Комстока.
Роджер подошёл ближе. Даниель нарочно говорил неприятные слова, чтобы Роджер его оставил, но тот воспринимал их как прямоту – знак близкой дружбы.
– Во всяком случае, вы выглядите куда лучше, чем при нашей последней встрече. – Даниель имел в виду случай в лаборатории, теперь уже давний – и у него, и у Роджера брови успели отрасти. С тех пор он Роджера не видел: Исаак, вернувшись и увидев следы взрыва, выставил того не только из лаборатории, но и вообще из Кембриджа. Таков был конец научной карьеры, которую и без того, вероятно, следовало пресечь из жалости. Даниель не знал, куда сбежала их Золушка, но, судя по всему, Роджер сумел неплохо устроиться.
Сейчас он явно не понимал, о чём речь.
– Не припомню… вы видели меня на улице перед отъездом в Амстердам? Тогда я впрямь выглядел довольно жалко.
Даниель проделал лейбницевский опыт: попытался взглянуть на события той ночи глазами Роджера.
Роджер работал в темноте: обычная предосторожность, чтобы порох не вспыхнул от огня. И не большая помеха, поскольку дело было самое простое: растирать порох в ступке и ссыпать в мешок. По звуку и по ощущению пестика под рукой он мог определить, что порох истёрт до какой уж там ему нужно кондиции. Соответственно, он работал вслепую, менее всего желая увидеть свет, то есть искру и неминуемый взрыв. Поглощённый опасной работой Роджер не знал, что Даниель вернулся – да и с какой стати тому было возвращаться? Роджер не слышал рукоплесканий и далёкого гула голосов, означавших бы конец пьесы. Шагов он тоже не слышал: Даниель, полагая, что подкрадывается к крысе, старался ступать бесшумно. Плотная ширма заслоняла свечу – куда менее яркую, чем отблески печей. Внезапно пламя оказалось перед самым лицом Роджера. В других обстоятельствах он бы смекнул что к чему, однако, стоя с мешком пороха в руках, предположил худшее – искру, поэтому отбросил мешок и ступку, а сам упал навзничь. В следующее мгновение грянул взрыв. Роджер не видел и не слышал ничего, пока не выбежал из дома. У него не было ни малейших оснований подозревать, что Даниель заходил в лабораторию. С тех пор они не виделись.
Даниель мог сказать Роджеру правду, а мог соврать, что действительно видел его перед отъездом в Амстердам. Правда представлялась безопасной, ложь могла завести в ловушку – вдруг Роджер на самом деле его испытывает?
– Я думал, вы знаете, – произнес Даниель. – Я был в лаборатории, когда это случилось. Зашёл взять Исаакову статью о касательных. Чуть сам на воздух не взлетел.
Наконец до Роджера дошло; лицо его осветилось как будто молнией. Однако, будь у Даниеля гуковы часы, он бы засёк лишь несколько секунд до того, как оно приняло прежнее глуповатое выражение. Так колпачок для тушения свеч опускается на горящий фитиль; трепетный свет, наполнявший взор, гаснет, остаётся лишь знакомый скучный блеск старого серебра.
– Мне казалось, что я слышал чьи-то шаги! – воскликнул Роджер. Это была очевидная ложь, однако она облегчила дальнейший разговор.
Даниелю хотелось спросить, чего ради Роджер возился с порохом, затем решил подождать, пока тот сам скажет.
– Итак, вы поехали в Амстердам, чтобы оправиться от пережитого волнения.
– Сначала туда.
– Затем в Лондон?
– Затем к Англси. Милейшее семейство. Общение с ними принесло свои выгоды. – Роджер потянулся было к парику, но не отважился его тронуть.
– Что?! Вы же не поступили к ним на службу ?
– Нет, нет! Всё куда лучше. Я располагаю сведениями . В прошлом столетии некоторые Золотые Комстоки эмигрировали – ладно, ладно, кое-кто сказал бы сбежали в Голландию. Осели в Амстердаме. Я нанёс им визит. От них я узнал, что де Рёйтер направил свой флот в Гвинею, чтобы захватить невольничьи порты герцога Йоркского. Поэтому я продал акции Гвинейской компании, покуда они были ещё в цене. От Англси я узнал, что король Луи намерен вторгнуться в Голландию, но не может начать кампанию, пока не купит зерно – ни за что не угадаете, у кого .
– Не может быть!
– Именно так – голландцы продали Франции зерно, необходимое Людовику для вторжения в Голландию! Так или иначе, на деньги от продажи акций Гвинейской компании я закупил в Амстердаме изрядное количество зерна до того, как король Луи взвинтил цены! Вуаля! И теперь у меня гуковы часы, роскошный парик и участок земли на Уотерхауз-сквер!
– Вы купили… – Даниель уже собирался сказать: «Участок нашей семейной земли», когда увидел, что через клумбу идет Лейбниц, прижимая к груди мозг-в-ящике.
– Господин Лейбниц… Королевское общество потрясено вашей арифметической машиной! – воскликнул Роджер.
– Но не моими математическими доказательствами, – произнёс удручённый немецкий натурфилософ.
– Напротив, их признали необычайно изящными! – возразил Даниель.
– Мало чести в 1672 году изящно доказать теорему, которую какой-то шотландец варварски доказал в 1671-м!
– Вы никак не могли этого знать, – заметил Даниель.
– Такое случается сплошь и рядом, – объявил Роджер с видом знатока.
– Господин Гюйгенс должен был знать, когда давал мне эти задачи для упражнения, – пробурчал Лейбниц.
– И, вероятно, знал, – кивнул Даниель. – Ольденбург пишет ему раз в неделю.
– Всем известно, что ГРУБЕНДОЛЬ продает нас иностранцам! – Роберт Гук проломился через лавровый куст и направился к мраморной скамье, шатаясь от очередного приступа головокружения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125