Цель свою он представлял достаточно хорошо: добраться до Сгиба, где Стикс почти под прямым углом поворачивает на запад, к океану, и высадиться там берег. На правый берег, разумеется, туда, где высилась горная цепь, отделявшая восточную Стигию от Шема и Турана. Область эта была сравнительно безлюдной, и Конан надеялся без хлопот миновать сторожевые посты в горных ущельях, не без основания полагая, что стигийские копейщики, в шлемах и броне, с тяжелыми щитами, не угонятся за ним на скалистых склонах, среди коварных осыпей и ненадежных тропинок, ведущих к высоким перевалам. Перейдя горы, он мог направиться либо на восход солнца, к Замбуле и далее, к великим туранским городам, Аграпуру, Шангаре и Хоарезму, либо на закат, в шемитские пределы, к Эруку и Асгалуну. Можно было уйти и на север, в Коф, Офир или в Замору, которую Конан покинул лет семь или восемь назад; он был бы непрочь навестить давних приятелей в Пустыньке, самой разбойной части Шадизара, где прошла его юность. Возможно, опустошив винные запасы в ее кабаках и приголубив дюжину-другую заморанских красоток, он забыл бы и про Черные Королевства, и про Белит, и про корабль ее, быструю "Тигрицу", что гнил сейчас на побережье Куша или Стигии… Возможно, все возможно!
Если возвратиться к путешествию по реке, то особых сложностей тут не ожидалось. Пирога, небольшое суденышко, плетеное из прутьев, обтянутых толстой кожей гиппопотама, была надежной и крепкой; течение - быстрым, солнце - палящим и жарким, а ночи - умеренно прохладными и свежими. Кроме меча, кинжала и метательных ножей, у Конана имелся добрый аргосский самострел, а в дичи на речных берегах недостатка не наблюдалось; подстрелив антилопу, путник мог не заботиться о пище три-четыре дня. Конечно, он помнил о Файоне, стигийской семибашенной крепости, что высилась на скалах у самого Сгиба, но с чего бы беспокоиться на сей счет? Он собирался бросить пирогу в половине дня пути от Файона и сразу же углубиться в предгорья, где целая армия стигийских латников могла безуспешно выслеживать его хоть целый год.
Но видно проклятый Сет решил подшутить над ним! Сету, владыке этой земли, повелителю стигийских пирамид, городов и башен, хозяину мрачного Стикса, чужаки были не по нраву. Особенно киммерийцы! Тем более, один из них, самый дерзкий, чей меч и кинжал положили немало стигийских солдат, жрецов и магов Черного Круга!
Злобный Сет, вонючий червь, безногая ящерица, отвел ему глаза… Или в том виноваты воды Стикса, что внезапно устремились вперед с невиданной резвостью, кипя и бурля, словно похлебка в адском котле? Конан не мог разглядеть еще и кровель файонских башен, когда мощный поток подхватил его суденышко и понес на север, волоча будто на туго натянутом канате. Выгрести к берегу из этой стремнины не удалось бы и на пятидесятивесельной галере; оставалось ждать и надеяться на лучшее.
Надежда, однако, покинула киммерийца, когда взгляду его открылся Файон - семь гигантских каменных зубцов, соединенных стенами в двадцать длин копья вышиной, воздвигнутых из черного стигийского гранита. Древняя цитадель высилась на широкой и плосковатой у вершины скале, отроге тянувшегося к северу горного хребта; с южной стороны утес круто спускался к неширокой отмели, заваленной огромными валунами. Среди них ревела, буйствовала вода - тут набегавший с юга стремительный поток лоб в лоб сталкивался с каменной преградой, метал в нее струи-копья, бил в гранитный щит покрытыми пеной кулаками и, усмиренный, изнемогший, круто сворачивал к западу.
Пирогу Конана закружило в водовороте, затем понесло прямиком на темные валуны. Он еще успел разглядеть фигурки лучников, спускавшихся к отмели по вырубленным в скале ступенькам, успел удивиться, отчего они не стреляют, успел заметить блестящий шлем военачальника и черную хламиду жреца, шагавших во главе отряда… Через мгновение последовал сокрушительный удар, жалобный треск сломанного весла, стон рвущейся кожаной обшивки; затем наступила тьма.
Конан поднял голову, всматриваясь в узкий вытянутый прямоугольник окошка. Взошла луна; бледные холодные лучи ночного светила падали на руки и плечи киммерийца, на стиснутые кулаки, на хмурое лицо с насупленными бровями. Он слушал, смотрел - так, как слушает и смотрит дикий зверь, попавший в охотничий капкан; он походил сейчас на барса, решавшего, то ли отгрызть защемленную злым железом лапу, то ли вцепиться клыками в неподатливый металл ловушки. Где-то над ним, в верхних этажах чудовищной башни, раздавались едва слышные стоны и вздохи - не то ветер посвистывал меж зубцами парапета, не то некое существо, неведомый монстр, жаловалось на судьбу, или проклинало ее, или молилось своим жестокосердым богам. Один миг киммерийцу чудилось, что он различает звон цепей и скрежет железа; потом неясные звуки стихли, и над его камерой воцарилась тишина.
Он потер ссадину под коленом, содрал пропитанную кровью тряпку и бросил ее на пол. Поднялся, погрозив потолочному люку огромным кулаком и бормоча: "Ублюдки Нергала! Выберусь, каждому вырву печень… или вспорю брюхо… Жаль только пачкать клинок в вонючих стигийских кишках… забить бы кол в задницу, и все… " Он понимал, что угрозы эти бессильны, и оттого ярился еще больше; он знал, что не погрузит свой меч в животы стигийцев, ибо клинок его, и кинжал, и арбалет со стрелами покоились скорее всего на речном дне. Вот об этом стоило в самом деле пожалеть: доброе было оружие! Но даже с ним не одолеешь каменные стены и железную решетку…
Может, уцепиться за прут, упереться ступнями в стену и согнуть железный стержень?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66