другой был отправлен в обход по ближним и дальним соседям – не слышал ли кто пальбы, не видел ли подозрительных рож под стрижкой бобриком; ну а все остальные, включая меня, погрузились в “газик” и отправились к фазенде.
Пока протоколировался мой отчет в расширенной версии (приехал, открыл, вошел, а там…), пока фотограф, резво подпрыгивая и приседая, щелкал снимки с крыльца и через окно, пока сержант, вернувшийся с обхода, докладывал о скромных результатах (не знаю, не видел, не слышал) – словом, пока крутилась вся эти кутерьма, миновала пара часов. Лейтенант отправил водителя в лагерь, справедливо решив, что питерским гостям не одолеть колдобистой лесной дорожки на “Жигулях”;
"газик” взревел и вскоре вернулся с новой командой сыщиков: остроносый, два эксперта в штатском и, разумеется, еще один фотограф. Меня опять допросили с пристрастием, засняли на пленку виды снаружи и изнутри, очертили мелом контуры трупа, собрали в пробирку засохшую кровь, нашли и осмотрели пулю, потом перенесли Сергея в “газик” и приступили к совещанию. Участников было четверо:
Иван Иваныч, его эксперты и лейтенант. Я болтался у калитки и смог уловить немногое: “Дней десять тут пролежал… Стреляли из “Макарова”, в висок… Казанские?.. Сомневаюсь. Свидетель (взгляд в мою сторону) упоминал о вишневом “мерсе”… Думаете, связь имеется?.. Почему же нет? Знакомый почерк – “Макаров” и приметная машина… Ну, машину тут никто не видел… В городе видели, значит, связь была… Выходит, Танцор?.. Возможно… А он откуда? У нас тут казанские плясуны, а о танцорах не слышно… Да все оттуда, лейтенант. Из новых, из отколовшихся… Тот еще отморозок!..”
Тем временем к моей калитке подобрался хмурый пожарник Петрович с зятем, супругой Клавой и десятком взбудораженных односельчан. Выглядели они как стадо лосей в преддверии массового отстрела. Петрович дернул меня за рукав:
– Слышь, Димыч, чего случилось-та? Вовка-сержант сказывал – убили кого?
– Убили, – подтвердил я, протягивая Петровичу сигареты. Это было непременным ритуалом, маленькой данью, снимаемой с городских. Он прикурил от моей зажигалки, выпустил струйку густого дыма и произнес:
– Убили, значитца… А кого?
– Серегу помнишь? Который у меня тут с дочкой жил? Прошлый год и позапрошлый?
– Его, что ли? – Петрович поскреб в густой бороде. – Вот, б.., убивцы! Ха-ароший ведь был мужик… В прошлом годе мы с ним пиво на станции пили… – Тебе все пиво да пиво! – прошипела тетка Клава, но, развернувшись в мою сторону, тут же сменила тон:
– А дочка ихняя где? Такая шустренькая, масенькая, чернявенькая… Никак и ее?..
– Без дочки он был, – откликнулся я. – Дочка, наверное, в городе.
Тетка Клава, доброй души человек, пригорюнилась.
– Теперь безотцовщиной вырастет… ой, вырастет! Чего ж на верхах-то смотрют? Чего глядят на энтих иродов? Иль они всех купили? – Вопрос был явно риторическим, и тетка Клава, выдержав паузу, запричитала:
– Вот ироды так ироды!
Поганцы так поганцы! Дите малое папани лишить…
– Ха-ароший, бля, мужик… – угрюмо пробурчал Петрович, дымя моей сигаретой. – Пиво я с ним пил… Тут, закончив совещание, к нам приблизился остроносый майор Скуратов и велел очистить территорию от посторонних. Затем он повернулся ко мне с явным намерением поговорить – но не для протокола, а так, по душам. – Ну, что скажете, Дмитрий Григорьич?
– Плохо работает Интерпол, – отозвался я. – Вроде бы нам обещали Крит или Кипр? Или Мальорку, на худой конец?
Он проглотил мой намек не поморщившись.
– Вы первым осматривали дом. Что-нибудь нашли? Ценности, деньги, бумаги?
Перед словом “бумаги” он слегка замялся. Я выдавил улыбку. – В дымоходе был чулок, а в нем – миллион двести тысяч долларов в мелких ассигнациях. Я их зарыл в лесу. Хотите, пройдемся до этого места? – Не стоит язвить, Дмитрий Григорьич. Совсем не стоит, – с легкой обидой сказал остроносый.
– Не стоит вешать лапшу, Иван Иваныч, – парировал я. Скуратов наклонился, поднял валявшийся у калитки ржавый гвоздик и с минуту разглядывал мое лицо – будто выбирая, куда бы его воткнуть, в ноздрю или прямо в глаз. Было ясно, что я ему не нравлюсь – как, впрочем, и он мне. Шумно выдохнув, он что-то пробормотал о тайнах следствия, затем поинтересовался:
– Вчера вы действительно не знали, что Арнатов прячется у вас на даче? – Действительно не знал. Ему доводилось тут бывать, а я не делаю секрета, где спрятаны ключи.
Мы обогнули дом, и я показал ему старые халаты, висевшие на темном от времени столбе. Остроносый кивнул.
– Однако вчера вы не были со мною откровенны, Дмитрий Григорьич. Мы ведь беседовали с Жанной Саидовной, с супругой Арнатова, и знаем, что он здесь бывал. Знаем также, по какой причине. А вы мне ни полслова не сказали. – Это их семейная тайна, – объяснил я. – Сами понимаете, Восток – дело тонкое.
– Восток, значит… А если я вас привлеку за ложные показания? – А если я вам напомню протокол? – Я поднял глаза к ясному синему небу и процитировал:
– Вопрос: какие отношения были у вас с Арнатовым? Ответ: дружелюбно-соседские, но без детального проникновения в личную жизнь. Стаканчик белого по праздникам и мелкие взаимные одолжения… – Мой взгляд переместился на физиономию майора. – Вы ведь не спросили об этих мелких одолжениях? Если б спросили, я бы, возможно, о них рассказал.
Остроносый вытер ладонью вспотевшее лицо.
– Непростой вы человек, Дмитрий Григорьич… Ох, не простой! – Это точно, – признался я. – Могу взять интеграл Лебега по любому контуру Даже во сне.
– Ну, раз вы такой крупный специалист, – с сарказмом заметил остроносый, – мы ограничимся пока подпиской о невыезде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14