Смирительная рубашка и ремни с ног были сняты. Подсолнух был мертв, и смерть смягчила суровые черты его лица; теперь он казался спокойным и безмятежным, будто обрел, наконец, долгожданный покой. Киндерман вдруг вспомнил, что однажды уже наблюдал подобное выражение лица. Он попытался сообразить, когда же именно, а потом заговорил, не поворачивая головы:– Он раньше просил о встрече со мной?– Да, – кивнула медсестра Спенсер.– И больше ничего?– Я вас не совсем поняла, – отозвалась медсестра и подошла к следователю.Киндерман повернулся к ней.– Он больше ничего не говорил?Девушка сложила руки и неуверенно произнесла:– Ну, не совсем.– Что значит «не совсем»? Выражайтесь яснее. В полумраке глаза ее казались совсем черными.– Я слышала какой-то странный заикающийся голос. Ну, это иногда с ним случалось. Он начинал заикаться.– Это были членораздельные звуки? Слова?– Точно не знаю. – Медсестра пожала плечами. – Я не уверена. Это произошло как раз перед тем, как он начал требовать вас. Я подумала, что он еще не пришел в себя и подошла, чтобы пощупать пульс. И вот тогда я услышала этот заикающийся голос. Он произнес что-то похожее на... ну, я точно не могу поручиться... что-то вроде слова «отец».– "Отец"?Девушка снова пожала плечами.– По крайней мере, мне так показалось.– И он в это время находился без сознания?– Да. А потом он вроде бы пришел в себя и... Ну да, конечно, теперь я вспомнила. Он прокричал: «Ему конец».Заморгав, Киндерман близоруко прищурился.– "Ему конец"?– Да, а потом начал выкрикивать ваше имя. – Киндерман молча смотрел на девушку, а затем повернулся к телу.– "Ему конец", – пробормотал он.– И вот что удивительно, – спохватилась медсестра Спенсер. – В последние минуты мне показалось, что он обрел покой. Он неожиданно открыл глаза, и на меня взглянул как будто другой человек – такой счастливый, как ребенок. – В голосе девушки послышалась печаль. – И мне его стало по-настоящему жалко. Да, он страшный человек, неважно, болен он или нет, но в эти минуты в нем появилось нечто такое, отчего мне потом стало его жаль.– Он – часть ангела, – тихо произнес Киндерман. Он не мог отвести от Подсолнуха взгляд.– Простите, я не разобрала.Киндерман слушал, как продолжают мерно падать капли, ударяясь о раковину.– Вы можете идти, мисс Спенсер, – произнес следователь. – Спасибо.Девушка вышла, и, когда ее шаги в коридоре стихли, он с нежностью дотронулся до лица Подсолнуха. Следователь немного задержал руку на его щеке, а потом, повернувшись, покинул палату. Что-то изменилось вокруг. Но что?– Что тебя так беспокоит, Аткинс? – спросил он. – Выкладывай.Сержант не знал, куда глаза девать.– Как вам сказать... – неуверенно начал он и пожал плечами. – У меня есть для вас сообщение, лейтенант. Отец «Близнеца»... Короче, мы нашли его.– Нашли? Аткинс кивнул.– И где же он? – осведомился Киндерман. Сейчас, – или это только показалось Киндерману, – глаза Аткинса словно зажили своей собственной жизнью, растекаясь ярко-зелеными пятнами вокруг темных зрачков.– Он мертв, – констатировал сержант. – Он скончался от удара.– Когда?– Сегодня утром. Киндерман молчал.– Что за чертовщина творится здесь, лейтенант? – воскликнул Аткинс.Только теперь Киндерман осознал, что же вокруг изменилось. Он посмотрел на потолок. Все лампочки ярко горели.– Думаю, что кошмар закончился, – тихо пробормотав, кивнул лейтенант: – Да. Я так думаю. – Он взглянул на Аткинса и уже более решительно добавил: – Все кончено. – Киндерман еще немного помолчал. – Я поверил ему.А в следующее мгновение ужас и горечь потери, облегчение и новая боль опять заполнили его душу. Киндерман сморщился от этой боли. Прислонившись к стене, беспомощный и одинокий, он заплакал. Аткинс никак не ожидал этого, он растерялся, не зная, что делать, а потом шагнул вперед и обнял следователя.– Все в порядке, сэр, – снова и снова повторял он, но лейтенант никак не мог успокоиться. Аткинс уже отчаялся, когда рыдания наконец стихли. Аткинс продолжал удерживать следователя в своих объятиях.– Я просто устал, – прошептал Киндерман. – Прости меня. Больше ничего. Абсолютно ничего. Я просто устал.Аткинс проводил его домой. Воскресенье, 20 мартаГлава шестнадцатая Какой же из этих миров настоящий? – размышлял Киндерман. Тот, что находится за пределами человеческого понимания, или же наш, в котором мы живем? Эти миры пересекаются порой. Безмолвные солнца обоих миров иногда сталкиваются.– Для вас это, наверное, явилось настоящим ударом, – пробормотал Райли.Священник и следователь одиноко застыли у гроба на кладбище. В этом гробу покоилось тело того, кто мог быть Каррасом. Молитвы были прочитаны, и мужчины стояли теперь молча, погруженные в свои думы и печали. Поднималось солнце, кругом царила тишина.Киндерман посмотрел на Райли. Священник находился совсем близко.– Почему?– Вы потеряли его дважды.Киндерман помолчал и перевел взгляд на гроб.– Это был не он, – тихо возразил лейтенант, покачав головой. – Это был совсем не он.Райли покосился на Киндермана и предложил:– Давайте выпьем!– Хуже не будет. Эпилог Киндерман застыл на тротуаре перед входом в кинотеатр «Биограф» и поджидал сержанта Аткинса. Он вспотел и, засунув руки в карманы плаща, то и дело бросал нетерпеливые взгляды на М-стрит. Стоял воскресный полдень, двенадцатого июня.Двадцать третьего марта было точно установлено, что отпечатки пальцев на местах преступлений соответствовали отпечаткам разных больных из психиатрического отделения. Всех этих пациентов перевели в палаты для буйных, чтобы тщательно обследовать.Рано утром двадцать пятого марта Киндерман отправился в дом Амфортаса вместе с доктором Эдвардом Коффи, другом Амфортаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87