А слово друга в их компании всегда было законом.
— Петрович с Левой в кабинете засели.
Волков еще раз посмотрел на сына, развернулся и направился к дому.
— Потрясающе, — прошептал Корзинкин, проводя пальцами по цепи. — Считай, Петрович, что ты меня в очередной раз удивил.
— Но не так, как в прошлый раз, — уточнил Стрекалов.
— Ты имеешь в виду часы?
— Угу.
— Пожалуй, — признал после паузы Лева. — Часы, насколько я понимаю, были для тебя некой вершиной. Так?
— Верно, — согласился Петрович.
— А это — заготовка. Часть чего-то большего.
— Угадал.
— Но все равно потрясает.
Конструкция, что произвела столь сильное впечатление на Корзинкина, не была особенно сложной. Две шестерни, одна побольше, снабженная рукоятью, другая поменьше, сантиметров десяти в диаметре, были установлены на штативы и связаны между собой цепью. Обычная передача, какую увидишь в любом велосипеде. Вот только сделаны были шестерни, штативы и цепи из стекла. Каждое звено отлито с необычайным тщанием, скреплено с другими тончайшими металлическими стержнями, и гибкостью стеклянная цепь не отличалась от обычной.
— Чего ты задумал? — осведомился Корзинкин. — Стеклянный велосипед?
— Его уже делали, — серьезно ответил Петрович. — Есть сведения, что Орлов…
— Граф?
— Нет, купец, основатель лучшего в России стекольного производства. — Стрекалов прищурился: — Так вот, есть сведения, что он сделал стеклянный велосипед. Целиком стеклянный — от сиденья до колес. Только шины стояли обычные.
— И на нем можно было ездить?
— Разумеется, можно. — Стрекалов провел рукой по цепи и задумчиво добавил: — Дети катались.
— Игрушка.
— Уникальная игрушка, — уточнил Илья.
Внешне Стрекалов и Корзинкин были и похожи и не похожи друг на друга. Оба невысокие, оба, несмотря на относительную молодость — даже сороковник не разменяли, разве это возраст? — растеряли почти всю шевелюру. Вот только Лева оставшиеся на висках и затылке волосы отращивал и вязал в игривый хвост, а Илья брил голову почти под «ноль». Оба не отличались худобой, но Корзинкина можно было свободно назвать «несколько полным» (злопыхатели и вовсе предпочитали термин «расплывшийся»), а вот при взгляде на плотного Стрекалова люди понимали, что он не забывает посещать спортивный зал. Лицами же друзья были абсолютно не похожи. У Левы — античной лепки, глаза чуть навыкате, нос чеканного профиля, у Ильи — круглое, непримечательное, с носом картошкой и сохранившимися с самого детства толстыми щеками. «Рожа рязанская», смеялась Оксана, однако во взгляде маленьких серо-стальных глаз Стрекалова читались глубокий ум и неукротимая решительность. Предки Ильи были деревенскими, но не деревенщиной.
— Так что же ты задумал?
— Секрет.
Они вернулись в кресла, удобно развалились на мягких подушках, пару мгновений молча смотрели друг на друга, а затем Петрович потянулся и взял со стола деревянную шкатулку:
— Будешь?
— А как же! — с энтузиазмом отозвался Корзинкин. — Побывать в гостях у олигарха и не выкурить сигару? Меня же засмеют.
— Теперь не засмеют.
Илья обрезал две длинные «Гаваны», и спустя несколько секунд к потолку устремились клубы ароматного дыма.
— Хорошо… — протянул Корзинкин. Помолчал и, внимательно глядя на Стрекалова, негромко закончил: — Жаль, что Яшка не приехал.
— Жаль, — спокойно отозвался Петрович.
В его тоне не было ни раздражения, ни досады, Илья понимал, что рано или поздно они упомянут в разговоре четвертого друга.
— Звонил?
— Я ему, — уточнил Стрекалов. — Когда приглашал.
— А он не перезвонил.
— Угу.
Лева повертел в руке тлеющую сигару.
— Мама Валя говорила, ты ему работу предлагал?
— Угу. — Илья пустил колечко дыма и разглядывал его с таким вниманием, словно именно в этой призрачной конструкции заключался Божий промысел. — В очередной раз.
— Он снова отказался?
— Сказал, что у него все в порядке.
А сейчас в голосе промелькнула обида.
Из четверки неразлучных друзей Стрекалов добился больше остальных: владелец крупной финансовой компании, миллионер, известный в стране человек, он мог очень и очень много, но… но его друзья, самые настоящие, «родом из детства», не спешили обращаться за помощью. Яшка, которому хронически не везло в жизни, уверял, что у него «все в порядке», Корзинкин, попавший когда-то в широкую черную полосу, категорически отказался от предложения Ильи пойти работать на его фирму.
«Деньги приходят и уходят, — философски заметил тогда Лева. — Сегодня я бедствую, завтра поднимусь. А рисковать нашей дружбой не хочу. Сейчас ты для меня не господин Стрекалов, президент и благодетель, а просто Петрович, и я могу в любой момент дать тебе в глаз или обругать так, как сочту нужным. И ни за какие деньги от этого не откажусь».
Стрекалов не обиделся, помог другу другим способом, поддержал. Лева пережил полосу, нашел отличную работу, затем открыл свое дело и вот уже много лет чувствовал себя весьма и весьма уверенно. И не отказывал себе в удовольствии ругать Петровича так, как считал нужным.
А вот Яша преодолеть затянувшийся кризис не мог. Но Илье в нежелании друга получать помощь виделись совсем иные, нежели у Корзинкина, причины.
— Мне кажется, он нас обвиняет, — вздохнул Стрекалов.
— В чем?
— В том, что у нас все нормально.
— В таком случае у него началась последняя стадия деградации, — проворчал Лева. — Обвинять других в собственных проблемах — это пик лузерства.
Корзинкину не понравился ход разговора, но и спорить со Стрекаловым Лева не стал: Петрович умный, Петрович в людях разбирается, и Петрович Яшку любит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18