В «Башню» Хамад ходил всю жизнь. Сначала, с первых классов школы, — на дополнительные занятия для будущих стражей порядка, затем, в юношеском возрасте, — в полицейские спортивные залы, а по окончании академии — на работу. Но сегодня Аль-Гамби переступил порог с детства знакомого здания почти с тем же волнением, с каким когда-то вошел в него облаченным в новенькую офицерскую форму. Сегодня его ждала очень важная встреча, от которой будет зависеть вся его дальнейшая карьера. Ведь именно так сказал майору его покровитель, всесильный генерал Аль-Кади: «Будет зависеть твоя дальнейшая карьера», а шеф баварского Европола громкими фразами не бросается. Раз сказал, значит, так оно и есть.
Потому и замирало сердце.
Однако демонстрировать волнение окружающим Хамад счел излишним.
Неторопливо и спокойно прошел он через вестибюль к особому лифту, на дверцах которого был золотом выгравирован герб султаната, и протянул стоящему полицейскому особую карточку, полученную от самого Аль-Кади.
— У меня приказ явиться на совещание.
Украшенный гербами лифт поднимался всего на два этажа: на пятнадцатый, где находился секретариат начальника мюнхенского Европола, и еще выше, на тридцатый, к руководителю всей баварской полиции.
Сканер считал «балалайку» Хамада, в которой было продублировано разрешение подняться на занимаемый руководством этаж, охранник проверил подлинность карточки, вернул ее майору и коротко осведомился:
— Оружие?
— Я знаю, что не имею права брать его с собой.
Новый адъютант генерала предупредил, что следует одеться не в мундир, а в брюки и сорочку из легкой ткани, но и это предупреждение было излишним — Аль-Гамби поднимался в кабинет Аль-Кади не в первый раз.
Охранник жестом попросил Хамада приподнять руки, снял белые перчатки и быстро пробежался пальцами по телу майора. Этому полицейскому сделали операцию на подушечках, в сотни раз повысив их чувствительность. Говорили, что «люди-руки» ощущали каждое сухожилие, каждую вену, каждый внутренний орган обыскиваемого, и обмануть такой досмотр было гораздо сложнее, чем электронный сканер.
— Пожалуйста, проходите.
Дверцы закрылись, и лифт понес Хамада наверх.
Скромное расположение «Башни Стражей» — на самом краю делового центра — имело определенное преимущество: из окон открывался превосходный вид на Мюнхен. Невысокие постройки старых кварталов, стоящая на большой площади мечеть Трех имамов, дворец султана — все как на ладони, однако людей, собравшихся в кабинете генерала Аль-Кади, красоты родного города не интересовали. Наслаждаться замечательной перспективой хорошо утром, перед работой, прихлебывая ароматный кофе, или ближе к вечеру, завершив дела и предаваясь блаженным минутам отдыха. Днем же правоверному европейцу любого ранга следует трудиться, а не заниматься созерцанием живописных окрестностей. День создан для работы, которой в последнее время было довольно много…
— Возможно, я покажусь вам недостаточно вежливым, друзья мои, — произнес, покончив с обязательными приветствиями, генерал Аль-Кади, — но я бы хотел как можно быстрее перейти к делу.
Хозяин кабинета, шеф баварского Европола генерал Мохаммед Аль-Кади, являл собой образ настоящего офицера: высокий, плечистый, нерасплывшийся, а потому, несмотря на то что Аль-Кади давно перевалило за пятьдесят, генеральский мундир сидел на нем идеально.
Высокую должность Мохаммед получил благодаря высокому происхождению, семья Аль-Кади входила в двадцатку самых уважаемых кланов Баварии, однако никто, даже недолюбливающие шефа полиции либералы не отказывали Мохаммеду в профессиональной компетенции.
— Я прекрасно понимаю, что вы занятой человек, и приложу все усилия, чтобы наша встреча прошла как можно быстрее. — Наиф Тукар вежливо склонил голову. — Но при этом мы должны избегать поспешности.
— Согласен, — кивнул Аль-Кади.
В отличие от генерала, сорокалетний Тукар не мог похвастаться знатным происхождением, свое место под солнцем — должность личного секретаря султана — он заработал умом, напором и потрясающей работоспособностью. Все знали, что баварский властелин безгранично доверяет любимцу и принимает практически любой его совет. Тем не менее недовольства у элиты Наиф не вызывал: умный Тукар относился к представителям знатных семейств с подчеркнутым уважением, не вбивал клинья между ними и султаном, а, напротив, демонстрировал желание стать своим. И, похоже, его усилия не пропали даром: ходили слухи, что старый Аль-Монташари согласился выдать за Тукара одну из своих внучек.
— Причина, по которой мы собрались, весьма любопытна и вызвала живой интерес Его Величества, — мягко продолжил Наиф. — Вопрос связан с нашим другом, Хасимом Банумом, и его нынешним путешествием в Москву.
— Хасим разговаривал со мной перед поездкой, — кивнул третий участник совещания, шейх Аль-Темьят. — Говорят, китайцы нашли свое Чудовище.
Последнее предложение шейх произнес с заметным презрением в голосе, показывая свое отношение и к желтой Традиции, и к страхам ее адептов.
— Китайцы предполагают, что нашли Чудовище, — уточнил секретарь султана. — И попросили господина Банума о помощи.
— Мне это известно, — махнул рукой Аль-Темьят.
— Мне тоже, — кивнул генерал.
Выражение лица Тукара красноречиво показывало, что он не сомневался относительно осведомленности собеседников.
— Так что же вызвало интерес Его Величества? У нас хорошие отношения с Хасимом, он наш друг, хоть и неверный, и, полагаю, вернувшись домой, расскажет подробности своей поездки.
— Интерес Его Величества вызвало предположекие, что господин Банум может не вернуться, — объяснил Наиф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20