Красные, синие и желтые, они красиво плыли, словно древние корабли. Но
когда спускались ниже, я видел синюю бахрому их качающихся щупалец.
Вот что я здесь люблю (кроме Георгия) - живое тепло собак. Они моя
дальняя родня, и мне сладко их гладить, трогать, ерошить им шерсть. Я люблю
их мыть, расчесывать, стричь.
Так мило касание их горячих ласковых языков. И временами мне стыдно,
что я завез псов на сумасшедшую планету, и хочется просить у них прощения.
Сказать им - простите, вы сражаетесь и гибнете за меня, но без вас я не
смогу здесь жить. Мне нужны ваша ласка, бдительность и любовь.
Суперы - бойцовые панцири. Собственно, к обычному я привинчиваю
налобник с шипом сантиметров в тридцать (чертовски трудно научить собаку
пользоваться им). Также добавляю короткие шипы на спину и бока,
двадцать-тридцать штук.
Хотел бы я увидеть рожу моута, сцапавшего мою собаку.
Но прямое оружие собак - автоматические пасти, управляемые биотоками.
Работает челюстями наспинный робот с передаточной механикой страшной силы.
Я одел собак, и они стали фантастически уродливыми и до чертиков
опасными. Такими мы и пойдем в колонию.
Вот они заскулили, жмутся ко мне. Ага, Георгий. Он перепрыгивает куст,
хлопнул моута по морде и пробежал во двор.
В руке его широкоствольный пистолет. Значит, война.
- Он нес три ракеты, этот дурак, но у двух отказал механизм сброса.
Они и.рванули. Угробили оранжевого бородавчатника. В клочья разнесли!
- Так ему и надо, - бормочу я. - Обнаглел, за собаками гонялся, меня
ловил. Так и надо.
Георгий подходит, хлопает меня по плечу. У, какая тяжелая, страшная
рука.
- Радуйся, - говорит он. - Им завтракает желтый слизень с дом
величиной.
- Он светится?
- Там и без него светло. По-видимому, это Большой Солнечник, что живет
в роще коралловиков.
- Ну в путь.
- Кто будет вести машину?
- Веди ты.
Я сел за пульт управления, Аргус угнездился рядом. Он сидел так,
словно из него вынули все кости.
Я увидел, как худы и остры его плечи, и у меня сжалось сердце. Ники
влез к собакам.
Я поднял машину над деревьями, в мир особенных, верхушечных лесных
жителей. Нас тотчас окружили летающие пузыри, на крылья сели желтые
двухголовки. Они подбежали к кабине и глядели на нас, тараща глаза. Я
повернул на юг и дал умеренную скорость. Газовые струи потянулись за нами.
Теперь, если у Штохла и есть дальний радар, он не заметит нас, низко
летящих.
Пролетев километров двести, я повернул на запад. Здесь деревья цвели
верхушками. В них копошились зарзгусы.
- Тим, - спросил Аргус. - Тим, ты все там убрал?
- Где?
- Ну дома?.. Коллекции, фото, записки?
- Основные в сейфах, последние на стеллажах. А что?
- Тим, мне жалко, что так все получилось.
- Что случилось? - не понимал я.
- Он накрыл нас, он влепил в дом три ракеты. Ты погляди.
Я откинул защитный козырек и увидел дым. Он поднимался из джунглей к
облакам, тонкий и высокий, как шест. Он покачивался. Меня ударило в грудь,
и закружилась голова. Я ощутил холодные пальцы Аргуса - он снял мои руки с
клавишей управления.
- Мне жаль, - повторил он. - Мне жаль.
Я зажмурился и подержал свое лицо в ладонях, что пахли машинной
смазкой. Я был предельно несчастлив.
Я родился в подземелье на холодном Виргусе, рос на этой скупой планете
без животных и деревьев. На Люцифере я нашел для себя все, что мне было
нужно, и животных, и то, что здесь мы называем деревьями, в избытке. Мне
было хорошо здесь. И... вот все рушилось.
- Звездный, - сказал я. - Ты ввязал меня в эту историю, тот бы меня не
тронул. Зачем я ему? Ну, сижу на станции, ну, собираю образцы.
- Верно.
- Я тебя должен ненавидеть - коллекции погибли.
- Основные в сейфах.
- Гони к дому! - заорал я.
- Вот этого я не сделаю.
- Там горят труды наши. И твои тоже, имей это в виду.
- А мне что за дело? - сказал он и заговорил вдумчиво: - Я как-то
отвердел, мне чужды твои тревоги. Я - стрела правосудия, направленная в
Зло, и мой путь прям. (Он вздохнул). Не злись, Тим, сейчас тебе станет
хорошо. Тебе хорошо, уже хорошо... Ты все забыл, тебе хорошо.
Он погладил меня холодной ладонью, и я все забыл, и мне стало хорошо.
Я даже глаза прикрыл.
- Коллекции мы соберем новые. Пустим в джунгли роботов-наблюдателей, и
будут коллекции, - ласково говорил он.
- Да где же их взять-то, роботов?.. Где?
- У Штохла.
А вечером следующего дня тот сбил нас.
До плато оставалось час полета. Близился вечер, когда мы пролетели
озеро Лаврака. Там, помню, мы еще с Ланжевеном стреляли по отражениям
береговых камней и рикошетом попадали в эти камни.
Озеро здесь одно, все прочее - болотистые джунгли. Если повторить это
слово тысячу раз подряд, бормотать его не день, а месяц, год, тысячу лет
подряд, то станет понятна их обширность.
Что творилось в этих болотах, никто толком не знал.
О доме и коллекциях я больше не думал, на Аргуса не сердился, отдыхал
впервые на Люцифере. Меня охватило состояние подчиненности, сумеречное,
дремотное состояние.
К вечеру мы запеленговали сигналы радара и автопилот повел скарп по
пеленгу. Шли как по ниточке. Георгий сказал мне, что слушает Аргусов, и
зажмурился. Собаки повизгивали, просили есть.
Я пошел к ним, дал охлажденную воду, сунул каждой по галете и стал
глядеть в иллюминатор. Я видел лес, размазанный скоростью в ржавые и белые
полосы, видел проносящиеся назад летучие существа, слышал удары их мягких
тел по корпусу и свист воздуха на его обводах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24