- Что вы предлагаете-то? - с вызовом спросил
Феликс. Ему давно хотелось меня прервать, и он нервничал, ударяя себя кулаком
по колену.
- Еще одну партию,
- улыбнулся Борисевич, охлаждая его пыл. В наших перепалках он служил чем-то вроде
огнетушителя.
- Согласитесь, что
у нас в стране почти ничего не осталось, - продолжал я. - Нет законов, государственных институтов, да
и самого государства - если, конечно, не называть этим словом бесчисленную свору
чиновных воров и насильников. Нет святынь, нет почитаемых всем народом авторитетов -
ни в прошлом, ни в настоящем. Не сохранилось даже памятных мест: пейзажей, архитектуры, исторических названий. Все
много раз оплевано, растоптано, проклято. А церковь, о которой так заинтересованно расспрашивал мен
профессор Смолянский... О Боже! Нет, у народа нет и церкви. Возможно, когда
отношение русских к Богу станет более обыденным, как почти у всех западных народов,
мы к ней и обратимся. Пока же в крови у нас не традиции, а горе и гнев, и
каждый верующий русский ведет с Богом очень трудный и очень личный разговор, в
котором не может быть посредников. Во всяком случае, церковь у нас не дл
истинно верующих...
- Что
за диковинная земля, где истинно верующие не ходят в церковь, а сознательные граждане
воюют с государством! - язвительно пробурчал Феликс.

- Вот о том и речь. У нас нет ничего, кроме
людей, то есть нас самих. Только благодаря нашему иррациональному упорству
существуют еще в стране идеалы, дети и надежда на лучшее будущее. Здравый
смысл западного человека подсказывает, что политики нигде и никогда не
принадлежали к лучшей части человечества. Мы же хотим, чтобы нами правили
непременно лучшие люди, и даже сумели совсем недавно соблазнить весь мир
надеждой на новую эру, когда политика пойдет об руку с совестью. Так что
вы со своей шуткой насчет партии попали в точку. И такая партия - если
хотите, партия вечной оппозиции мародерской власти, партия совести - фактически давно
существует. Но сейчас и эта единственная надежда под угрозой. Если не остановить стремительное растление нации,
которое идет прямо на глазах, мы все скоро станем жрать человечину, и чем
это кончится, одному Богу известно...
-
Такая партия в истории уже была, - веско и мрачно произнес Феликс.

Мы оба посмотрели на него.

- Народники? - предположил Алик.

- Ты что, не помнишь? Партия чистых и справедливых, созданная лучшим
из лучших - Адольфом Гитлером.
-
Если вам эта тема близка, я могу ее продолжить, - вспылил я.

- Нет уж, увольте.

- Нет уж, выслушайте. Я не знаю, за что вы сидели при
советской власти, но больше чем уверен, что ваше имя называлось в свое
время западными радиостанциями среди прочих жертв режима. Это прекрасно, что
люди могли о вас узнать. Меня лишь смущает, почему в этом перечне не было
меня, моих близких и еще хотя бы нескольких десятков миллионов моих сограждан. Неужели
вы не понимаете, что в то самое время, когда вся забитая Россия, преодолевая страх,
вслушивалась в радиоголоса сквозь треск глушилок, надеясь узнать правду о
себе, а вместо этого слышала изо дня в день один и тот же краткий список
имен, звучавших большей частью не по-русски - да как бы они ни звучали, не
в том дело! - что именно тогда слова свобода, демократия, права
человека должны были утратить для русского уха изрядную долю своей
привлекательности? А ведь не утратили! Произошло, по-моему, чудо: люди
простили вам и ваше самомнение, и свою заброшенность, они как один поднялись по
первому зову на защиту все тех же свободы, демократии и прав. А теперь оказывается, что
некие циничные господа просто сыграли с народом злую шутку. Кто они, в
чьих руках оказалась страна? Откуда возникли словно по волшебству их несметные богатства? Чем
можно их остановить? Я не знаю. Они для меня все равно что инопланетяне...

- Тут что-то есть, - промолвил Алик, с трогательным смущением потира
пальцем лоб. - Я вспоминаю тех, с кем сидел в тюряге за политику... Строганов ударилс
в православную мистику. Петросян спекулирует в Москве квартирами. Один
Невский, пожалуй, сумел сохранить лицо, но тот нынче ходит в больших начальниках... В
какой-то момент у нас у всех, наверное, появились иллюзии, что теперь,
когда разрушена империя зла, политика и мораль действительно, как вы сказали, рука
об руку... Хотя взять Горбачева - ну какая у него мораль? А сделал больше всех,
просто невероятное совершил. С другой стороны, конечно, Сахаров, Гавел...
Теперь-то видно, что все это были иллюзии.
-
Западная политика прагматична, - вставил Феликс. - Англичанам все равно,
с кем в России иметь дело - с Горбачевым, Ельциным или Жириновским. Лишь
бы трезво оценивали реальность и умели разумно торговаться. Здесь ваша борьба
за чистоту нравов никому не нужна.
-
Повторяю: я живу там!..

Я
живу здесь... И мне смешно и досадно вспоминать, как горячо я спорил в
гостях у Борисевича (словно мы и в самом деле решали судьбу России)
- вместо того чтобы долить в свой бокал прекрасного бордо, откинуться в
кресле и отдыхать. В той стеклянной двери в сад было что-то от старого дворянского быта,
что-то тургеневское, а за дверью - и розы, и японская вишня, цветущие в
конце ноября, - подумать только! Еще смешнее я вел себя в редакции Би-би-си. Русский
человек за границей глупеет: в этом я убедился несколько раньше на примере моих
добрых знакомых из прошлого века. Достоевский, как только оказывался на
чужбине, проклинал холод в домах, отсутствие горячего самовара и вообще
немецкую тупость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62