"Паспорта-а-а!"- и так шутливо как бы грозит мне моими паспортами.
"Фф-у ты! Вот так бы ушел. Спасибо вам".
"Игорь Александрович! - говорит она, теперь уже даже с укоризной. - Вот вы в Мексике проголосуете за наши центральные органы. А московское руководство что же, так без вашего мнения и останется?"
"Почему? Я там и за мэра, и за вице-мэра, и за кого там еще..."
"Не-е-ет! В Мексике вы только за Думу будете голосовать - за центральные органы. А местные выборы - это только здесь. В Мексике этих бюллетеней не будет".
У меня ледяной холод вдруг по спине пошел. Откуда, думаю, может она знать, что еду я в Мексику? А? Что за чертовщина? А сам уже беру паспорта из ее рук и говорю как бы на прощанье: "Придется, значит, им без моего голоса побеждать соперников".
А она: "Так вы же можете досрочно проголосовать. Хоть сейчас. Прямо здесь, у нас. Это предусмотрено - за местные власти можно досрочно".
"Ну, давайте. Проголосую".
"Пойдемте-ка, пойдемте... это в комнате 201, в том коридоре".
Идем. А она деловито так: "А Виктория Львовна от вас выписалась? Или она голосовать будет по прежнему адресу?".
Я прямо-таки внутренне ахнул. Виктория - это моя жена, с которой мы год назад развелись. Но это совершенно частное дело, мало ли что! Откуда, откуда эта Герасимовна всю мою подноготную знает и ворошит?!
Промолчал я. Ничего не ответил. Иду. А она опять: "Виктория Львовна не уезжает с вами? Остается?".
"Она, вроде, на месте. Я не особо в курсе", - сказал я, не скрывая некоторой хмурости.
"Зинаидочка! Я к вам гостя веду. Еще один голосочек у вас будет!"крикнула вперед Елена Герасимовна.
А полная Зинаида в очках уже стояла в розовом пиджаке на пороге 201-й.
"Подождать придется немного", - сказала она, поправляя очки, когда мы подошли.
Дверь в 201-ю была приоткрыта. Кто-то в сером сидел за столом, но я не успел разглядеть, Зинаида крепко, со щелчком, затворила дверь и вздохнула.
"Го-ло-су-ют!" - беззвучно, одними губами, пояснила мне жена пьяницы-художника.
"Она уже час голосует", - Зинаида снова сердито поправила очки.
"А-а-а-а! Торопить нельзя! - пропела Елена Герасимовна и объяснила мне: У нас ведь специальной кабины нет, значит, избиратель принимает решение в кабинете".
"Второй час пошел, как принимает решение", - Зинаида взглянула на часы.
"Ну, это право избирателя. Выбор теперь большой. Не то, что раньше кабина была только так, для проформы. К ней и подходить-то боялись, чтоб не подумали, что есть сомнения. Вы, Игорь Александрович, родились в 54-м, да еще 7 ноября, так вам все это по-настоящему-то, слава богу, незнакомо".
"Что за черт! - стукнуло у меня в голове, - это ж просто... от этого свихнуться можно... Откуда она все..."
"Ну, я вас оставлю. Зинаидочка вас не обидит, - сказала Елена Герасимовна и пошла по коридору, уверенно впечатывая в красную дорожку низкие широкие каблуки своих туфель. Потом обернулась и почти игриво пропела: - Игорь Александрови-ич! Паспорта больше не забыва-ать!".
Тут меня и пронзило, как иглой, - ПАСПОРТА! Это все она из двух моих паспортов знает! И про жену, и про развод, и про Мексику - там же виза стоит с датой! Вот и вся разгадка. Но вопрос - когда же она успела все заметить и все запомнить?! Это же прямо цирк какой-то!
Зинаида приоткрыла дверь, заглянула и снова закрыла. Я перелистывал свои паспорта и только ахал - там же все, ну, все про человека рассказано. Только видеть надо.
"Какая у вас Елена Герасимовна наблюдательная".
"О-о! Конечно, - сказала Зинаида. - Елена Герасимовна уникум. Колоссальный опыт. - И добавила, помолчав: - Она здесь еще при Гробовщикове работала".
"Понятно", - сказал я и опять на себя обозлился. Что ты все подлаживаешься, подлизываешься, говорил я сам себе внутри себя, ну что тебе "понятно", к чему ты это сказал? Веди себя независимее, развязнее... Как я мог эту Герасимовну с женой пьяницы-художника спутать? Ну, ничего же общего! Ничего! Эта красится, а та совсем седая, и лицо у той в два раза шире, и зовут ту, теперь вспомнил, кажется, Нина с чем-то. Это ж надо, какая рассеянность, невнимательность, когда рядом есть люди, которые прямо рраз - и вся твоя жизнь отпечаталась.
Зинаида приоткрыла дверь: "Ну, что, Вера Тимофеевна, заканчиваем?".
За дверью что-то проскрипели.
"Ну, ладно, - сказала Зинаида и посмотрела на меня. - Что ж вам так стоять... входите, присаживайтесь, я схожу за вашими реквизитами".
В 201-й стояли три стола и по стулу возле каждого. За правым столом сидела старуха в сером потертом пальто и зеленоватых резиновых ботах. Голову покрывал сильно свалявшийся оренбургский платок. Перед старухой лежали листы. В руке она держала шариковую ручку, и держала каким-то особым манером... как художник, наверное, держит кисть, примеряясь, куда бы посадить пятно.
Я сел за левый стол. А третий стол был пуст. На нем только стояли графин и цветок в горшке. Я было спохватился, что теряю время, а мне завтра уезжать, но почувствовал вдруг, что устал ходить и стоять и что посидеть на стуле очень даже приятно.
"Чеботарев?.." - вопросительно произнесла старуха.
"Что?"
"Конечно... сей месяц... и прошлый... пенсию носят. Но май... и август... и задержки, и грубости такие..."
"Не вмешивайся! - сказал я сам себе внутри себя. - Не твое дело". А старуха и не со мной вовсе говорила, а с бумагами или, может, с этим Чеботаревым, над фамилией которого она сейчас трясла шариковой ручкой. Но знака так и не поставила.
"Если мэр и вице-мэр... что ж они, как склеенные?.. А если вице-мэра от другого?.. Пол прогнил совсем... в прихожей возле двери прямо дыра, и там пробегает кто-то... может, мышь или крыса... а может, еще кто хуже. ...Даже писали вице-мэру... на РЭУ-5 для передачи.
1 2 3 4