— Не хочу никого пугать, но и преуменьшать риск не имею права. Ты, дочка, должна отдавать себе отчет в том, на что идешь. Но зато, если тебе удастся одолеть все препоны, в твоем праве возглавить племя не усомнится никто, кроме разве что Горбача. Но тебе еще не поздно отказаться от притязаний, уступить пост вождя Горбачу и отправиться в изгнание.
Хуже тебе не станет: крылатые кентавры наверняка будут рады принять тебя под своим кровом.
— Это точно, — подтвердил Че, но больше не проронил ни слова. Сделать выбор надлежало самой Гвенни.
— Как жаль, что мой отец не протянул еще хотя бы несколько лет! — воскликнула Гвенни, вовсе не пытаясь изобразить привязанность к умершему. Безвременная кончина отца печалила ее постольку, поскольку она еще не считала себя в достаточной степени подготовленной к правлению. — Но раз уж такое случилось… — тут на ее симпатичном личике появилось решительное выражение, — я исполню свой долг. Я сделаю все, чтобы не допустить разглашения Взрослой Тайны и уберечь наш Горб от пагубного владычества Горбача, а главное, чтобы исполнить свое предназначение и обратить гоблинов на путь добра. Другой вопрос, удастся ли мне это.
— Я почти надеялась, что ты сделаешь другой выбор, — печально промолвила Годива. — Ну да ладно, сейчас я отведу тебя в сторону и настрою волшебную палочку на тебя. Не обижайтесь, — обернулась она к Че и Дженни, — если моя дочь захочет поделиться с вами этим секретом, на то ее воля. Но я должна держать слово, данное в свое время моей матери.
— Это само собой, — сказал Че.
Сохранение секрета волшебной палочки во многом обеспечивало действенность этого магического инструмента. С тех пор как огр Загремел передал палочку гоблинше Голди, магия этого предмета служила лишь ей и ее дочери. Разглашение тайны могло бы побудить многих попытаться завладеть палочкой, тогда как при нынешних обстоятельствах она была бесполезна для всех, кроме истинных владельцев.
Годива и Гвенни удалились, а Дженни и Че продолжили трапезу.
— О, шипучка! — воскликнула девочка, открыв одну из бутылок. — Может, побрызгаемся?
— Боюсь, что раз мы вступили в Заговор, то по закону уже не являемся детьми, — серьезно возразил Че, — а значит, не должны подавать дурных примеров. И вести себя за столом обязаны как следует.
— Жаль, — печально вздохнула Дженни, — хотя, наверное, ты прав.
Через некоторое время Гвенни вернулась к друзьям с палочкой в руке.
— Мне надо ее опробовать, — заявила она, направляя палочку на Дженни. Та немедленно поднялась в воздух.
Потом Дженни опустилась, и палочка указала на Че. Кентавр взлетел, описал небольшой круг и приземлился на все четыре копыта. Инструмент действовал безупречно.
— Теперь надо испытать ее на Горбаче, — сказала Гвенни — Удовольствия это не сулит, но надо прибрать его к рукам поскорее, пока он не сообразил, что я вернулась и могу попытаться ему помешать. Мама проследит за тем, чтобы дети не выходили в тоннели, пока мы не уведем Горбача под Горб. А сейчас она укладывает для нас торбы с припасами и снаряжением.
— Перекуси, — предложил Че. — Возможно, следующий случай выпадет нам нескоро.
Подкрепившись, Гвенни направилась по петляющим тоннелям к покоям Горбача.
— Он сидит в своей пещере, объедается выпечкой и ждет не дождется завтрашнего дня. Надеется, что его провозгласят вождем, — сказала она. — Думаю, ему еще неизвестно о моем возвращении, да он и не слишком этого опасается. Считает, что у него есть оружие, обеспечивающее победу.
— Так оно и есть, — сказал Че. — Но мы постараемся его обезоружить.
Гвенни шла впереди, за ней с котом на плече следовала Дженни, а замыкал шествие маленький кентавр. Все понимали что дело им предстоит далеко не самое приятное.
Когда спутники увидели гоблинов, кативших по тоннелю бочку варенья и тащивших корзину печенья, им не пришлось гадать, кому все это предназначается. Они пристроились за носильщиками и проникли в комнату вместе с ними.
Посреди комнаты на куче всяческой выпечки сидел мальчишка лет двенадцати. Набирая полные пригоршни, он подбрасывал печенье в воздух и смеялся, глядя, как оно крошится, падая на пол Должно быть, он, слопав сколько мог, изводил оставшееся, чтобы никому не досталось. Поступать так мог только настоящий поганец, но этот Горбач и был самым распоганым поганцем.
— Привет, — сказала Гвенни, подходя к нему. — Я пришла, чтобы положить конец твоим безобразиям.
— О, привет, сестренка, — хмыкнул он. — Хочешь знать, что я о тебе думаю?
— Нет, не хочу. Пойдем лучше со мной.
— А я все-таки скажу. Ты… — и он промолвил ОЧЕНЬ ПЛОХОЕ СЛОВО.
Такое плохое, что у проходившей мимо гоблинши захватило дух, у многих печенюшек загнулись края, у привычного ко всему гоблина-мужчины отвисла челюсть и даже принадлежавшая к совершенно иной культуре Дженни испытала приступ тошноты Надо сказать, к чести Гвенни, она ухитрилась не покраснеть Как понял Че, она была настолько озабочена угрозой будущему Горба, что не восприняла истинное значение услышанного. А вот Че воспринял, хотя раньше, разумеется, ничего подобного не слышал Теперь это слово намертво засело в его сознании, хотя он, конечно, никогда не собирался его произносить. Будучи причастным ко Взрослой Тайне, он смог выдержать потрясение, но прекрасно понял, какое ужасное воздействие может оказать такое слово на неокрепшие детские души. А ведь паршивец Горбач наверняка заучил их целую прорву.
— Я тебя по-хорошему прошу, — невозмутимо проговорила Гвенни. — Пойдем со мной и перестань говорить гадости.
— Гадости? — осклабился Горбач. — Это разве гадости?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111