., и никакие это были не глупости.
— Ой, Че! Прости! — воскликнула Дженни, с перепугу выронив гребень. — Я была не права. Прости меня.
— Это ты меня прости, — ответил Че с просветлевшим лицом. — Но я хотел как лучше.
Дженни порывисто обняла его и повернулась к Годиве.
— Ну, пойдем. А пока меня не будет тебе, Че, компанию составит Сэмми. Говорить он не может, по тебя поймет, и если ты что-то потеряешь, сможет найти.
— По-моему, я потерял уверенность в себе, — откликнулся Че со слабой улыбкой.
Годива постучалась. Караульные выпустили ее с Дженни и снова закрыли дверь.
Гоблинша отвела девочку в другую комнату, сильно отличавшуюся от предыдущей. Там были мягкие половики, ковры на стенах и потолок, расписанный под небо.
В таком помещении можно было забыть о том, что ты находишься в недрах горы.
— Вы с Че можете поселиться здесь, если ты уговоришь его принять мое предложение, — сказала Годива.
Дженни вспомнила демонессу Метрию, вечно мучавшуюся в поисках нужного слова. Сейчас она чувствовала себя примерно так же: не могла найти слово, подходящее к данным обстоятельствам. Ей казалось, что гоблинша предлагает ей нечто, может быть, и не плохое, но такое чего делать не следует. Но, в любом случае, она уже согласилась выслушать.
— Я послушаю тебя и не расскажу об услышанном никому, кроме Че, да и то, если посоветую ему принять твое предложение, а он согласится. Это все, что я могу обещать.
— Вполне достаточно. Я хочу, чтобы Че стал спутником и скакуном моей дочери Гвендолин. Конечно, пока он в скакуны не годится, но они могли бы подрасти вместе и, может быть, подружиться. Дочка моя тоже не взрослая. А тебе, Дженни, сколько лет?
Дженни не видела причин для утайки, а потому трижды показала ладонь с четырьмя растопыренными пальцами:
— Три руки.
— По нашему счету будет двенадцать. Вот и моей Гвендолин столько же. Возможно, это счастливое совпадение. Так или иначе, она дитя, но ребенком ей оставаться недолго. А поскольку других детей у меня нет, ей принадлежит право наследования гоблината. Правда, до сих пор женщины гоблинаторами не становились, но Гвендолин может, поскольку унаследует еще и волшебную палочку.
Дженни понимающе кивнула. Она видела палочку в действии.
— Но если у нее будет палочка, зачем ей еще и скакун?
— Она хромоножка, а со скакуном эта проблема отпадет. Но ей необходимо обзавестись скакуном до смерти моего мужа Грыжи, а она, боюсь, наступит вовсе не в глубокой старости. Болезнь его усиливается, а как только он не сможет отстоять свой пост силой, его тут же низложат. Так низко положат, что ниже некуда. И помешать этому я не в силах.
Гоблины народ жестокий по природе, а политика и у более мягкосердечных племен дело суровое. Дженни вспомнила, что и ее соплеменники, становясь немощными, обычно предпочитали не обременять общину.
— Однако хромота, увы, еще не самое страшное, — продолжила Годива. — Гвендолин почти слепа.
— Так ведь я тоже не больно хорошо вижу, — воскликнула Дженни. — Но вот надела очки, и все стало в порядке. Ей тоже надо…
— Ей нельзя, потому что ее немочь следует держать в тайне. Если в Горбе прослышат, что у нее слабое зрение, она долго не проживет. Девочка различает лишь очертания предметов да, кое-как, лица. Пока мне удается это скрывать, но когда Гвенни подрастет и ей придется участвовать в жизни племени, будет гораздо труднее. А кентавр мог бы заменить ей глаза да и стать советчиком: они народ рассудительный.
— Но неужели другие гоблины могут обидеть полуслепую хромоножку? — сочувственно воскликнула Дженни.
— Кажется, ты не очень сведуща в гоблинских повадках, — хмуро заметила Годива.
— Конечно, я ведь не здешняя, — ответила Дженни. — Тут меня все числят в эльфах, но у себя дома я просто девочка. В Ксанфе прежде не бывала и никогда не видела, чтобы булочки росли на стебельках, а вишни взрывались. Конечно, местные обычаи мне в диковину.
— Но в Золотой Орде ты кое-что видела.
Дженни поежилась.
— Там живет гадкий народ.
— Вынуждена признать, что все гоблины довольно гадкий народ, — сказала Годива. — Так повелось издревле, с тех пор как в силу проклятия нашим женщинам пришлось выбирать худших мужчин. Это привело к вырождению, и хотя проклятие давно не действует и мы можем выбирать лучших, инерция не дает исправить положение.
— Что не дает?
— Инерция: это значит, что трудно изменить что-либо сразу. На все требуется время. Положим, нам никто не мешает выбирать лучших, но порода так испортилась, что и эти лучшие такие, что хуже некуда. Исправление будет долгим и трудным, и я подозреваю, что для некоторых племен оно вообще невозможно.
— Вроде Орды, — догадалась Дженни.
— Вот-вот. Мы тут в Горбу не такие гадкие, но тоже не сахар. Мой муж Грыжа имеет даже некоторые достоинства, хотя тщательно их скрывает. И оказал племени, при том, что сам думает иначе, немалую услугу. Тем, что не оставил наследника мужского пола.
— А разве вы не выбираете в вожди самых лучших? — удивилась Дженни.
— Нет, у нас гоблинатором становится сын гоблинатора.
Как раз поэтому я вышла замуж за Грыжу: он был сыном вождя. Моя матушка, Голди, заполучила в мужья вожака помельче, до гоблинатора не дотягивавшего, ну, а уж я, с помощью ее волшебной палочки, подцепила настоящего главаря. Так что, по нашим понятиям, следующим гоблинатором надлежало стать моему сыну. Но вот незадача, Грыжа растратил все свои силы на любовниц и потерял способность вызывать аиста, в то время как у нас была только дочка. Таким образом, Гвендолин может унаследовать его пост, а это создает возможность многое в нашей жизни изменить к лучшему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111