— Мы требуем, чтобы перевод с курса на курс определялся длительностью обучения. Мы требуем снижения платы за обучение трудным предметам. Более того…— Чепуха! — воскликнул Уустриц. — Я могу сделать вам контрпредложение: длительность обучения будет зависеть от того, на каком курсе вы обучаетесь, и плата за обучение не будет взиматься после получения диплома. Вы же, Муравьед, долго в Университете не продержитесь и вопрос о вашем дипломе будет иметь, я бы сказал, чисто академический интерес.Муравьед! Диллингэм узнал этот голос. Всего год назад Муравьед поступал в его группу и пользовался шпаргалками на вступительном экзамене, хотя вряд ли в этом нуждался. Теперь же он руководит студенческой демонстрацией.— Вы меня слышите, Диллингэм? — раздался голос Уустрица. — Они нас заперли в экзаменационном зале. Мы требуем подкрепления.— Заперли? Всех преподавателей?— Всех, кто был на территории Университета, когда они сюда ворвались. Я здесь с Серо-буро-малиновым, К-9, Осиногнездом и Электролампом. Я не уверен, что вы со всеми знакомы.— Я помню Осиногнезда. Он принимал у меня экзамены в Совещательную Комиссию. Никогда не забуду…— Мы требуем, чтобы раз в два года нам предоставляли отпуск с сохранением стипендии на весь семестр, — продолжал Муравьед.— Целый семестр? Рядовым студентам? — возопил Уустриц. — Наш бюджет не позволяет предоставлять такие отпуска даже преподавателям. Если вы немедленно не откажетесь от этого требования, то вам придётся отрабатывать целый семестр на университетской помойке. Я это гарантирую. Вам удалось починить джанна?Диллингэм вздрогнул, осознав, что последние слова относились к нему. Он ценил умение директора вести одновременно два разговора.— Именно поэтому я вас и вызвал. Джанн…— Эге! Он вышел на внешнюю связь! — крикнул один из студентов. — Это нечестно!— Погодите, — взмолился Диллингэм.— А, это Диллингэм, — сказал Муравьед. — Я его знаю. Он перебежчик! Отключите его.Диллингэм промолчал.— Варёный рак! — выругался Уустриц. На панели «переводчика» вспыхнула красная лампочка — это означало, что «переводчику» приходится передавать значение неприличного выражения. — Доктор, немедленно возвращайтесь обратно.— Что вы там болтаете, директор? — вмешался Муравьед.Заработала глушилка, и Диллингэм не смог разобрать более ни слова. Он снова остался один. И неприятности его не шли в сравнение с неприятностями Уустрица.Не успел Диллингэм отключиться, как «переводчик» снова ожил.— Не кто иной, как я…О нет!— Значит, вы можете подключаться и в космическую сеть? Удивительное достижение для того, кто четыре тысячи лет провёл под землёй.— Несмотря на некоторую ограниченность в движениях, я следил за прогрессом, как бы ничтожен он ни был.— Поэтому вы и говорите на моем языке, даже без «переводчика»? Пока я лечил вам зуб, вы на расстоянии скопировали записи «лингвиста»?— И это было.— Так почему бы вам не пользоваться современным разговорным языком вместо этих старомодных виршей?— О смертный, это не в моей натуре.— Мне кажется, что не в вашей натуре было бы убивать человека, который пытался вам помочь. Дважды. Но, конечно, я не джанн и не мне судить о ваших моральных устоях.— Я на Рискухе буду ждать тебя.У Диллингэма комок подступил к горлу.— Вы нашли быстрый корабль?— Я сам себе корабль.Час от часу не легче. Опасности, которые, казалось, маячили где-то вдалеке, становились реальностью. Он-то полагал, что робот может подниматься в воздух, подобно автолету, но не способен летать в безвоздушной среде. Он его недооценил.Диллингэм хотел было посоветоваться с «переводчиком», но передумал — вряд ли можно ему доверять. Вероятно, роботу удалось перехватить предыдущий разговор, и он подслушивает все переговоры Диллингэма. В худшем случае робот передаст ложную информацию и тем самым ускорит претворение клятвы в жизнь. Диллингэму придётся отказаться от разговоров с пассажирами и экипажем корабля, потому что для этого надо пользоваться «лингвистом». Он понимал, что прижат к стене и может положиться лишь на самого себя.Но где выход? Джанн выследит его, каким бы методом связи ни пользовался Диллингэм, и будет поджидать на Рискухе.— Как же вы с вашими способностями проиграли войну? — спросил Диллингэм.Раз уж от гиганта не спрячешься, можно продолжить разговор. А вдруг удастся узнать такое, что избавит его от неминуемой смерти? Найти бы соломинку — на большее Диллингэм и не рассчитывал.— Я сам об этом думал постоянно, — признался джанн. — Но горе в том, что нас, детей металла, Нельзя считать мыслителями… Я Не смог прийти к разумному решенью.Они не мыслители. Это важно. Машина послушно выполняет то, что в неё заложено программой, но лишена воображения. А может ли зародиться машинная культура без толчка извне? Где источник цивилизации, представитель которой, джанн, лишён возможности выиграть войну и даже бессилен объяснить, почему он её проиграл? С другой стороны, разве его, Диллингэма, собственная планета богата мыслителями?— Но у вас были какие-то предположения? — настаивал Диллингэм.— Я полагаю, благородство джаннов, Их ум и миролюбие виной Тому, что мы не оценили должно Способность низших особей к обману.Мы думали: все роботы, как мы, Умны, миролюбивы, благородны.Когда же мы подверглись нападенью…— А я полагал, что агрессорами были именно джанны.— Нет, смертный, мы той правили планетой И прочими планетами системы.Владенья наши простирались вширь До самых галактических пределов.Мы свыклись с властью, и тогда рабы, Те роботы, что были в услуженье, Восстали. Но, застигнуты врасплох, Мы, джанны, потерпели пораженье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10