Теперь он понимал, что никогда не будет счастлив, никогда не забудет свое горе.
Он так и не женился. Год от года он становился все более чудаковатым, все сильнее отдаляясь от людей. Случалось, во время ночной вахты он раздевался донага и, положив рядом с собой одежду, трепетно вслушивался в шум моря, пытаясь ощутить те животворящие, рожденные в недрах Земли токи энергии, о которых он прочел в заумном фолианте, приобретенном в грязной лавчонке на окраине Гонконга.
Рассудок неотвратимо покидал его. Безумие еще могло бы отступить, будь у него надежный круг верных друзей. Все вместе они попытались бы удержать стремительно ускользающее от него чувство реального. Но он был один. Его начали преследовать галлюцинации, и часто, стоя на вахте, один-одинешенек среди бескрайнего морского пространства, он вел с собой долгие беседы. Моменты просветления наступали все реже. От мучительного конца его спас пробудившийся в душе ужас воспоминаний о той жизни, в которой он был Элвином Джастменом. Неведомая сила давила на него изнутри.
Годы существования рядом с мучительно умирающей матерью и ее сборищем уродов. Мрачный дом… Это была та жизнь, о которой он, Элвин, совершенно забыл. Но ведь, когда Элвин освободился от этого кошмара, его место занял другой, и теперь этот другой точно так же хочет вырваться. Давление его иной ипостаси, рвавшейся на свободу, помогло Элвину и на этот раз.
Когда корабль сделал остановку в лондонском порту, Элвин Лакмен сошел на берег вместе со всеми. Уход настиг его внезапно. Он сидел на веслах маленькой прогулочной лодки, которую вел вдоль берега. Дыхание резко перехватило, и он закашлялся, словно проглотил слишком большой кусок мороженого. Потом прижался лицом к днищу лодки и ушел из этой жизни.
Лодка еще долго покачивалась на воде. Владельцу лодочной станции ничего не оставалось, как примириться с тем, что ему не с кого требовать плату за дополнительное время пользования лодкой. Сверх того ему пришлось выдать три с лишним фута тому человеку, который обнаружил пустую лодку, далеко унесенную течением.
Казалось, жизнь его состоит из одних только черных полос.
Он вновь пришел в мир как Уильям Раклин, рабочий завода в Ливерпуле. Серое, беспросветное существование. Прозябание, а не жизнь. И так три года.
Затем появился Вильгельм Рихтер, умный, талантливый. Как он ненавидел всех вокруг! Ему завидовали, а его неудачи в жизни объяснялись поисками посредственностей, которым не давал покоя его талант. Он презирал себя за то, что он, считающий себя на голову выше других, вынужден угодничать перед начальством и льстиво улыбаться вместо того, чтобы заявить в лицо бездарностям, что он о них думает. Он знал, что сильным мира сего нравится унижать его. Знал, что Айрис опять изменяет ему с одним из своих прежних любовников, вот только с кем именно, он не мог сказать точно.
Это продолжалось девять месяцев и пятнадцать дней.
Был еще Вальдемар ван Ренсбург, живший в окрестностях Гааги. Жизнь, не лишенная приятности, но бесконечно однообразная. Его семейство состояло из жены по имени Трина и детишек: Ханса, Карела и маленькой Вильгельмины, названной в честь королевы, упокой Господи ее душу. В этой жизни у него была табачная лавка и трехнедельный отпуск, который он проводил в Бельгии. Всего один год такого благополучия – и он готов был бежать, куда глаза глядят. Теперь он сам напирал на того, кто должен был освободить ему место впереди, и ему удалось проскользнуть в следующий слой пахлавы.
На этот раз переход прошел не так легко и плавно, как всегда. Вот что, наверное, испытывает человек, рождаясь на свет. Его сдавливало со всех сторон, тащило, тянуло куда-то и наконец бросило на мембрану. С первого раза ему не удалось преодолеть преграду. Казалось, будто эта стена, разделяющая миры, сделана из гораздо более прочного материала, нежели все остальные, через которые он проходил раньше.
А может быть тот, другой Элвин, из будущего преграждал ему путь в новую жизнь и, сопротивляясь изо всех сил, пытался повернуть поток времени вспять? Ему приходилось испытывать такое напряжение, словно это он сам движется против течения. Он отметил все это скорее машинально, пока находился во взвешенном состоянии между двумя мирами, и понял, что в этом переходе наметилась какая-то аномалия.
Теперь от него мало что зависело, ему все равно не выдержать мощный натиск идущих сзади. Все они – Алан, Аллен, Элвин, Уильям, Вильгельм – стремились выйти из своего невыносимого существования. Под их напором он прорвал мембрану и прошел в новый мир.
В первые мгновения после ухода он, как всегда, еще мог восстановить в памяти долгую цепь своих странствий во времени. Нет, не каждую жизнь в отдельности, а лишь общую панораму, на общем смазанном фоне которой ярко проступали отдельные фигуры: танцор зажигательного фламенко, голландский землекоп, измученный тяжким трудом крепостной, царедворец династии Медичи, могильщик в маленьком датском городке, туземец с островов Меланезии, скользящий по океанским просторам в своей легкой лодочке.
Каждый раз, когда в глубинах его существа оживала память о прошлых жизнях, он вспоминал ту сцену из знаменитой сказки, где Алиса во весь дух бежит вместе с Черной Королевой, оставаясь при этом на одном и том же месте имеется в виду известная сцена из второй главы сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье»

. Так и он, беги не беги, все равно не вырвется из заколдованного круга своих жизней.
Он стряхнул оцепенение и открыл глаза. На него смотрело его собственное лицо. Сам он сидел в мягком кресле.
1 2 3 4 5 6