Сейчас, когда я только-только ее нашел.
– Положитесь на меня, – прошептал я девушке, уводя ее в боковой коридор.
Отыскав кладовку уборочного инвентаря, я провел Пиретту в темное, прохладное убежище. Потом аккуратно притворил дверь и на всякий случай подпер спиной стоял совсем рядом с девушкой, прислушиваясь к ее частому, неглубокому дыханию. Все это напомнило мне Вьетнам – те несколько часов перед рассветом, когда мы с трепетным страхом ожидали, что принесет нам утро. Сам не сознавая, что делаю, я обнял Пиретту – и тут же почувствовал, как ее руки тоже обвили мое тело. Так мы и стояли обнявшись. Впервые за два с половиной года во мне стали пробуждаться какие-то чувства. Ох, и глупо же было мне тогда мечтать о любви! Я стоял рядом с Пиреттой, дрейфуя в океане противоречивых чувств, – и ждал, пока ее мисс Хейзлет смоется наконец из коридора.
Время пролетело слишком быстро – и вскоре мы услышали те же размеренные шаги, что удалялись вверх по лестнице. В шагах так и слышались беспокойство, раздражение и досада.
– Все, ушла. Теперь мы сможем посмотреть сад, – сказал я и тут же ощутил острое желание откусить себе язык. Ведь Пиретта ничего не могла «посмотреть»! Впрочем, исправлять оплошность я не стал, подумав: «Пусть ей кажется, что я не обращаю внимания на ее недостаток. Так даже лучше».
Осторожно приоткрыв дверь, я выглянул наружу. Никого – если не считать старика Бауэра, что шаркал по коридору в сторону от нас. Я выпустил Пиретту из объятий – и она как ни в чем не бывало снова взяла меня под руку.
– Как мило с твоей стороны, – поблагодарила девушка и слегка сжала мой локоть.
Мы вернулись к стеклянным дверям и вышли в сад.
Завораживающая терпкость осеннего воздуха. Умиротворяющее шуршание листвы под ногами. Было не слишком зябко, но Пиретта немного прижималась ко мне скорее всего, ненамеренно, просто с нежной забывчивостью. И уж точно – не из-за своей слепоты. Уверен – при случае она прекрасно смогла бы ходить по саду и без посторонней помощи.
Мы прошли по извилистой тропке – и в считанные секунды скрылись из вида среди аккуратно подстриженной живой изгороди. Для этого времени дня казалось странным, что никто из служителей Дома не прохаживается по дорожкам, что ни один из других «постояльцев» не услаждает своих пустых глаз созерцанием травы или уединенных тропок.
Искоса я взглянул на лицо Пиретты и был очарован его точеными чертами. Подбородок чуть островат и выдвинут вперед, – но все возмещают высокие скулы и длинные ресницы, что придают всему лицу чуть азиатский оттенок. Губы – полные, а нос – классической формы, но ничуть не длинный.
И тут у меня появилось поразительно навязчивое чувство, что где-то я ее уже видел.
Никак это чувство меня не оставляло.
Я припомнил другую девушку… тогда, еще до Вьетнама… до визга металла, что падал с ночного неба… кто-то у моей кровати в университетском общежитии. Надо же!
Все это было совсем в другой жизни. До того, как я умер. До того, как попал в этот Дом.
– А как небо? Пасмурное? – поинтересовалась Пиретта, пока я вел ее к скамейке среди кубиков живой изгороди.
– Да нет, не особенно, – ответил я. – Кучка облаков на северо-западе, но они, по-моему, не дождевые. Думаю, день будет чудный.
– Это ничего не значит, – безразлично проговорила девушка. – Погода вообще ничего не значит. Знаешь, как давно я видела солнечный свет? Как он пробивается сквозь деревья? – Пиретта глубоко вздохнула и запрокинула голову на скамейку. – Нет, погода ровным счетом ничего не значит. По крайней мере, в такое Время.
Я не понял, что она этим хочет сказать. Впрочем, особенно и не задумывался.
Для меня начиналась новая жизнь. Удивительно было чувствовать, как эта жизнь наполняет все мое существо. Удивительно вдруг обнаружить, что я начал задумываться о будущем. На целые минуты вперед. Кто этого не испытал, вряд ли поймет, что это значит – сначала напрочь забыть о будущем, а потом вдруг найти что-то стоящее и снова начать жить.
Речь даже не просто о надежде – о чем-то плоском и однозначном. Быть мертвым и вдруг воскреснуть – вот о чем я говорю. Так все и получилось буквально через считанные минуты после того, как я встретил Пиретту. Последние два года и три месяца каждое следующее мгновение ровным счетом ничего для меня не значило – а теперь я вдруг стал задумываться о будущем. Поначалу заглядывал не так уж далеко – ведь эта способность во мне почти атрофировалась. Но с каждой минутой я все больше ждал и надеялся. Жизнь возвращалась, чтобы я мог продолжить свои странствия в этом мире.
Я задумывался о будущем – а разве это не был первый шаг к обретению моей потерянной жизни?
– А ты почему здесь? – спросила девушка и коснулась холодными пальчиками моего обнаженного предплечья.
Я положил ладонь ей на запястье, но Пиретта вздрогнула, и я в смущении отдернул руку. Тогда она пошарила вокруг себя, нашла мою руку и положила ее поверх своей.
– Я был на войне, – стал объяснять я. – Меня ранило из миномета… а потом я оказался здесь. Я… я не хотел… или не мог… не знаю… я долго не хотел ни с кем разговаривать. Но теперь все в порядке, резко закончил я, вдруг оказавшись в ладу с самим собой.
– Да, – твердо сказала Пиретта, будто этим все и решала. – Теперь скажи. Ты тоже чувствуешь Время Ока – или ты из тех? – В ее голосе прозвучали жесткие нотки. Я просто не знал, что ответить.
– Из кого – из тех?
Слегка скривив свои полные губы, девушка медленно проговорила:
– Я о тех бабах, что подносят мне лохань. О тех подлых, грязных прислужницах!
– Если ты о смотрителях и сиделках, – уловил я, кажется, ее мысль, – то я не из них.
1 2 3 4