Лелик опешил и даже не нашелся что ответить. Тут Славик заторопился к себе на фирму, поэтому Лелик отдал ему деньги, и друзья договорились встретиться уже в день отлета в Германию.
Вылет в Европу
В день отлета Лелик проснулся рано. Обычно он не любил рано вставать, предпочитая засиживаться на работе допоздна, а затем долго спать, мучая подушку, и подниматься затем не торопясь, потягиваясь, снова засыпая и так далее, затягивая этот процесс на полчаса-час. Однако когда ему предстояли какие-либо значительные события — экзамен в институте (в юном возрасте) или поездка куда-либо, — Лелика еще в шесть утра что-то подбрасывало на кровати, он вскакивал и начинал носиться по квартире, жутко переживая и дергаясь. Лелик всегда нервничал перед любым событием, выбивающим его из того размеренного существования, к которому он давно привык. Тем не менее Лелику, как поэту, были также крайне интересны всевозможные неожиданности, которые нарушали повседневную рутину и давали пищу для воображения. Вот такой получался парадокс, от которого Лелик нервничал еще больше.
На этот раз он вскочил аж в полшестого, с реактивной скоростью умылся и с точно такой же скоростью побрился, ухитрившись порезаться в самых неудобных и кровоточащих местах. Чертыхнувшись, Лелик залепил порезы кусочками ваты, посмотрел на себя в зеркало, ужаснулся и в гневе пошел звонить Максу, чтобы разбудить приятеля, который обладал довольно типичной особенностью опаздывать везде и всегда. Обычно Лелика Максовы опоздания не сильно тревожили, но сейчас он не без оснований полагал, что самолет Макса ждать не будет. Поэтому, услышав в трубке сначала пять, а затем десять длинных гудков, которые, казалось, умоляли дать Максу поспать хотя бы еще пятнадцать минут, Лелик снова и снова набирал номер приятеля, чтобы разбудить эту сонную царевну. Наконец Макс соизволил подойти к телефону.
— Але, — хриплым басом сказал он, — какого…
— Макс, вотр маман (Лелик любил ругаться по-французски; по крайней мере, он думал, что «вашу мать» во французском варианте звучит именно так), — заорал Лелик. — Ты уже должен выйти из дома, а ты что делаешь? Дрыхнешь во все носовые завертки, идиотина!
— Не во все! — тут же заспорил Макс.
— Нет, во все! — продолжал орать Лелик, понимая, что без хорошей встряски Макс тут же упадет в постель и снова заснет. Такие печальные прецеденты уже случались.
— Да встал я уже, встал, — заорал Макс. — Будят тут всякие в жуткую рань. Между прочим, я будильник завел. Причем судя по нему, — в трубке послышалось сопение, тяжелое падение тела, судя по звуку — тела Макса, после чего начал пищать электронный будильник, — мне еще спать оставалось минимум пятнадцать минут и сорок две секунды. Точнее, сорок одну. Уже сорок. Тридцать девять…
— Стоп! — закричал Лелик, понимая, что Макс от этого мерного пересчета снова заснет. Прецеденты уже случались. — Хорош считать! У тебя времени на все сборы остается — полчаса. Как это ты собирался вставать за пятнадцать минут до выхода? Что можно сделать за пятнадцать минут?
— Ну, лично я за пятнашку могу горы своротить, — заявил Макс. — Я же не такой толстый увалень, как некоторые.
— Не такой, — согласился Лелик. — Ты — вылитая сушеная вобла.
— Я — стройный молодой человек, — объяснил Макс. — А ты мне просто завидуешь.
— Макс, — решительно заявил Лелик. — У тебя полчаса на все сборы, а ты тут со мной препираешься. В самолете обсудим, вобла ты или глистообразный молодой человек. Иди быстро мыться и бриться. А то еще порежешься, как я, и придется дома сидеть, пока кровь не утихнет.
— Во-во, — развеселился Макс. — Наел ряшку — уже побриться нельзя, сразу кровь идет фонтаном.
— Я тебя не просил обсуждать мой обмен веществ, — разобиделся Лелик. — Тащи свои кости в ванную, только смотри, не переломись на пороге.
— Между прочим, — сказал Макс, — элементарная логика доказывает, что мне на мытье нужно в три раза меньше времени, чем тебе.
— Как это? — удивился Лелик.
— Да очень просто, — торжествующе ответил Макс. — Я же тоньше тебя раза в три, так?
— Так.
— Значит, рабочая поверхность моего тела меньше в три раза, так?
— Ну, в общем, так, — с сомнением в голосе сказал Лелик, — однако остается вопрос, что именно считать рабочей поверхностью. На мой взгляд, у тебя вся поверхность — сплошное безделье.
— А это значит, — продолжал Макс, не обращая на слова Лелика никакого внимания, — что мне требуется в три раза меньше воды для омывания всех участков моего тела и, следовательно, в три раза меньше времени. Чистая физика, братан, ты понял?
— Короче, — сказал Лелик, — шуруй омывать свое тело, и чтобы через двадцать минут стоял на углу. За нами Славик заедет.
— Прошу мне не приказывать, — высокомерно сказал Макс.
— Ах вот как ты заговорил! — возмутился Лелик. — Между прочим, на чьи деньги ты едешь — забыл? Я же из-за тебя в эту чертову Голландию собрался тащиться. Чтобы с тобой, буратиной, брак заключать. А ты тут еще кобенишься? Все, Макс, я разозлился. Снимаю тебя с довольствия пятой степени и перевожу на третью. Будешь знать, как бунтовать против капитана.
В трубке воцарилось молчание.
— Але, — сказал Лелик.
— Да тут я, — откликнулся Макс. — Я пытаюсь понять, что такое довольствие пятой и третьей степени. Надо же знать, чем я рискую.
— Пятая степень, — объяснил Лелик, — это завтрак, ланч, обед, полдник, ужин и в качестве бонуса — ночная пицца или еще что-нибудь в этом роде. Третья степень — сокращенный вариант: обед и ужин. Никаких полдников и уж тем более — полуденного пива.
— А завтрак? — пискнул в трубку Макс, у которого от волнения перехватило горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22