Мигель спросонок очень плохо принял распоряжение начальства и, сердито ворча, побрел в ванную. Увидев в зеркале собственное отражение, он подумал, что не раз задерживал людей, куда меньше смахивающих на висельника, нежели он сам в данную минуту. Из дома инспектор вышел с мучительной мигренью, однако он надеялся, что пока доберется пешком до управления, боль несколько поутихнет.
Когда Мигель вошел в кабинет комиссара Мартина, тот поглядел на часы и сухо заметил:— Четверть двенадцатого… Вы, я вижу, не слишком торопились.Тон дона Альфонсо не понравился Люхи.— Я шел пешком, — буркнул он.— Кажется, я достаточно ясно дал понять вашей жене, что хочу видеть вас безотлагательно!Мартин держался так агрессивно, что Мигель сразу ощетинился.— У меня болела голова, и я подумал…— Я люблю, когда мои приказы исполняют неукоснительно, инспектор!— По-моему, я всегда так и делаю. Разве нет?— Я тоже так думал, но не вам ли было приказано сегодня утром уехать в Сопейру?— Я слишком устал и никак не думал, что отсрочка всего на несколько часов…— Что вы думали или не думали, меня не интересует, инспектор. Между прочим, вы достаточно давно здесь служите и должны бы знать, что приказ есть приказ!— Я уеду сразу после полудня, жена уже собирает чемоданы.— Возможно, это больше не понадобится.— Не понимаю, сеньор комиссар…— В последнее время вы что-то многого не понимаете, Люхи, слишком многого… С недавних пор вы начали изрядно своевольничать, инспектор. И я вынужден снова напомнить вам, что здесь отнюдь не приветствуются действия по собственному почину. Мы не любим тех, кто воображает, будто он умнее всех на свете, а в результате делает одни глупости, если не кое-что похуже!Мигель хорошо помнил, чем обязан дону Альфонсо, но допустить, чтобы с ним разговаривали подобным тоном, не мог.— Я полагал, что сегодня ночью мы уже окончательно объяснились на сей счет?— Я тоже так думал, но, очевидно, ошибся, раз вы продолжаете делать по-своему. Инспектор Люхи, я должен с прискорбием отметить, что вы не заслуживаете доверия, которое я оказывал вам до сих пор.Мигель вскочил, побледнев от обиды.— В таком случае, сеньор комиссар, прошу вас принять мою отставку!— Боюсь, что не могу этого сделать.— Простите?— Инспектор, в отставку может подать лишь тот, кто состоит на действительной службе, а вы более не служите у нас, Мигель Люхи.— И с каких же пор?— С десяти часов этого дня.— Иными словами, вы меня увольняете?— Возможно, дело гораздо серьезнее… В котором часу вы вернулись домой?— Но вы ведь были со мной и…— Нет, во второй раз?Вопрос застал Мигеля врасплох, и на мгновение он растерялся.— Что ж… пожалуй, часов в пять…— И куда же вы ходили?— Просто погулять… никак не удавалось уснуть…— А в каких краях вы гуляли?— Да так, брел наугад…— А вы, случаем, не побывали на калле дель Хоспиталь? Точнее, в окрестностях калле де Аурора?Мигель опешил. Откуда, черт возьми, дон Альфонсо об этом узнал?— Верно, сеньор комиссар.— Так-так… Быть может, вы хотели повидаться с Антонио Риберой?— Да, действительно.— И… зачем же?Люхи пожал плечами.— Сами знаете… Пако…— Так вы виделись с Риберой?— Нет… Я битых два часа прождал у двери, но парень так и не появился.— Странно. И однако он был совсем неподалеку — на калле Беато Орьоль.— И что же он там делал?— Умирал… и, я думаю, очень мучительной смертью. Риберу пырнули ножом в живот. Точно так же, как некогда вашего отца…— Не может быть!— Но это правда, Мигель Люхи. И мне было бы очень интересно узнать, каким образом вы докажете, что не вы его убили.Мигель так ясно понимал всю безвыходность положения, что даже не отреагировал. Кто-то другой прикончил Антонио Риберу, который мог бы рассказать ему об убийстве Пако. По этой ли причине разделались с парнем или тут дурацкое совпадение? В конце концов, его мог ударить ножом и какой-нибудь бродяга… Мигель слишком хорошо знал полицейскую кухню, и тут же сообразил, что угодил в тупик и выпутаться почти нет надежды. Все оборачивалось против него: и желание отомстить за Пако, и ссора с Вилларом и его подручными, и то, что он побывал ночью в квартале, где произошло убийство… Даже самый щепетильный судья не колеблясь отправит его на эшафот. Люхи с трудом проглотил слюну. Но больше всего его заботила не столько собственная незавидная судьба, сколько будущее Кончи. Что станется с ней, если его приговорят к смерти? На что она будет жить? Он, Мигель, не желал подчиняться ничему, кроме жажды мщения, и прислушивался лишь к ненависти, с давних пор поселившейся в его душе, и вот результат. Он не только потерпел поражение, но и погубил ту, что ни разу не причинила ему никакого зла, наоборот! Не говоря уж о том, что на дона Альфонса тоже могут возложить ответственность за ошибки подчиненного — все ведь знают об их дружбе… Люхи посмотрел на комиссара.— Так, значит, тюрьма?Мартин промолчал.— Дон Альфонсо, в память о прежних временах я хотел бы, чтобы вы сами сообщили об этом Конче…Мигель подождал ответа, но комиссар опять не проронил ни слова.— Вы сумеете объяснить ей все, что нужно… Я не сомневаюсь, Конча поверит в мою невиновность.— Ты что ж, вообразил, будто я в нее не верю?Мигель даже рот открыл от удивления. Комиссар обогнул стол и подошел к Люхи.— Да в конце-то концов, что происходит, Мигель? Совсем ты сдурел, что ли?— Но вы мне сказали…— Убивал ты Риберу или не убивал?— Нет.— Ну, вот это мне уже больше нравится.— А вы и в самом деле подумали, будто…— Даже не знаю… В тебе есть что-то жесткое, какое-то постоянное внутреннее напряжение, и это мешает тебе жить нормально… Если пользоваться модным жаргоном, ты закомплексован… Уже тридцать лет у тебя навязчивая мысль — отомстить за отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56