– Для всего остального её приходится заимствовать. Мы собираем её понемногу оттуда и отсюда, чтобы потом направить в одну точку. Никто из нас не может вместить столько силы, сколько требуется даже для простейшего действия.
– Значит, когда кто-нибудь пробует что-либо рассоздать, происходит следующее, – сказал Гарион по наитию. – Он стягивает на себя всю силу, но не может выпустить, и тогда… – Гарион резко всплеснул руками.
Белгарат посмотрел на него пристально.
– Удивительный у тебя разум, мальчик. Ты с легкостью понимаешь сложнейшие вещи, но не можешь разобраться в самых простых. Вот и камень. – Он покачал головой. – Так не годится. Верни его на место и постарайся в этот раз не производить столько шума. Грохот, который ты поднял вчера, прокатился по всей Долине.
– Что мне делать? – спросил Гарион.
– Собери силу, – сказал ему Белгарат. – Черпай её из всего вокруг. Гарион попытался.
– Не из меня! – воскликнул старик.
Гарион исключил деда из поля своей досягаемости и принялся собирать силу. Через секунду-две он ощутил покалывание во всем теле и волосы его встали дыбом.
– Что теперь? – спросил он, сжимая зубы, чтобы не выпустить силу из себя.
– Обопрись обо все, что сзади, и толкай камень.
– Обо что мне опереться?
– Обо все – и о камень тоже. Это надо делать мгновенно.
– А меня… меня не раздавит?
– Напружинься.
– Побыстрее, дедушка, – сказал Гарион. – Мне кажется, меня сейчас разорвет.
– Держись. Ну, направь волю на камень и скажи слово. Гарион выставил ладони.
– Толкайся, – приказал он. Сила полилась из него, в голове загрохотало.
С ответным грохотом камень заколебался и плавно откатился на прежнее место. Гарион вдруг почувствовал себя смертельно усталым и в изнеможении повалился на землю.
– «Толкайся»? – спросил Белгарат с сомнением.
– Ты велел сказать «толкайся».
– Я велел толкать Я не велел говорить «толкайся».
– Ведь вышло же. Не все ли равно, что за слово я сказал?
– Это вопрос стиля, – со страдальческим видом пояснил старик. – «Толкайся» звучит как-то по детски. Несмотря на слабость, Гарион рассмеялся.
– В конце концов, Гарион, мы должны поддерживать свое реноме, – величественно произнес старик. – Если мы начнем говорить «толкайся», «пшел», «катись прочь» и тому подобное, нас перестанут принимать всерьез.
Гарион хотел перестать смеяться, но не мог.
Возмущенный Белгарат отошел, бормоча себе под нос.
Когда они вернулись в лагерь, то увидели, что палатки собраны и лошади навьючены.
– Нам незачем больше задерживаться, – объяснила тетя Пол. – Остальные нас ждут. Удалось тебе хоть что-нибудь ему втолковать, отец?
Белгарат фыркнул, всем своим видом выражая неодобрение.
– Что, плохо?
– Потом объясню, – бросил он.
В отсутствие Гариона Се'Недра ласками, а также целой кучей яблок из общественного запаса довела жеребенка до восторженно-подобострастного состояния. Он без тени стыда ходил за ней по пятам, и в довольно отчужденном взгляде, которым он наградил Гариона, не было заметно никакого раскаяния.
– У него живот заболит, – упрекнул Гарион принцессу.
– Лошадям яблоки полезны, – весело ответила она.
– Скажи ей, Хеттар.
– Они не причинят ему вреда, – откликнулся горбоносый. – Таков общепринятый способ завоевать доверие молодой лошади.
Гарион попытался измыслить другое подходящее возражение, но не смог. Почему-то вид жеребенка, трущегося носом о Се'Недру, его оскорблял, хотя придраться действительно было не к чему.
– Кто эти другие, Белгарат? – спросил Силк, когда они тронулись в путь. – О которых говорила Полгара?
– Мои собратья, – отвечал старый чародей. – Повелитель сообщил им о нашем приезде.
– Сколько живу, слышу рассказы о братстве чародеев. Они и вправду такие?
– Боюсь, ты будешь несколько разочарован, – сказала тетя Пол натянуто. – Чародеи в большинстве своем – чудаковатые старики с кучей дурных привычек. Я выросла среди них, так что неплохо их знаю. – Она повернулась к дрозду, который, влюбленно распевая, опустился ей на плечо. – Да, – сказала она птице. – Мне это известно.
Гарион подъехал поближе к тетке и прислушался к птичьему гомону. Сперва это был просто шум – милый, но совершенно невразумительный. Потом мало-помалу до него начали доходить обрывки фраз. Птица пела о гнездах, о маленьких пестрых яичках, о восходах, о всепоглощающей радости полета. И вдруг, словно уши у него внезапно открылись, Гарион начал понимать Ласточки пели о полете и пении. Воробьи щебетали о припрятанных семенах. Ястреб, парящий в вышине, выкрикивал одинокий гимн ветру и яростной радости убийства. Гарион в благоговейном страхе вслушивался в мир слов, которыми внезапно наполнился воздух.
Тетя Пол посмотрела на него серьезно.
– Это начало, – сказала она, не входя в объяснения.
Мир, открывшийся Гариону, так его захватил, что он сперва и не заметил двух седовласых старцев, которые стояли под высоким деревом, поджидая отряд. Они были в одинаковых голубых одеяниях, оба с длинными волосами, оба чисто выбриты. Когда Гарион их увидел, ему показалось, что у него двоится в глазах, – такие они оказались одинаковые.
– Белгарат, брат наш, – сказал один, – сколько лет…
– …сколько зим, – закончил другой.
– Белтира, – сказал Белгарат, – Белкира. – Он спешился и обнял близнецов.
– Милая крошка Полгара, – сказал один.
– Долина без тебя… – подхватил другой.
– …опустела, – закончил первый и, обернувшись к брату, похвалил:
– Очень поэтично.
– Спасибо, – скромно отвечал тот.
– Это мои братья, Белтира и Белкира, – сообщил Белгарат спутникам, которые уже слезали с коней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87