— Ты хотел услышать объяснения или просто искал предлог, чтобы сделать пару острых замечаний?— Хорошо, — вздохнул Гарион, сдаваясь.— Кажется, я уже говорил тебе, что слово придает значение событию. Слово должно быть на месте, но не на всеобщем обозрении, где любой может найти его.Гарион нахмурился.— Ты хочешь сказать, что вложил все это в разные книги, чтобы только избранные смогли прочесть?— Слово «избранные» не совсем точное. Поставь вместо него «один»— Один? Кто же? . — Очевидно, ты.— Я? А почему я?— Опять все сначала?— То есть получается, что все эти пророчества — что-то вроде личного письма ко мне?— Ну, можно сказать и так.— А если бы мне не случилось прочесть его?— Почему же ты сейчас читаешь?— Потому что так велел мне Белгарат.— А почему, как ты думаешь, Белгарат тебе велел?— Потому что… — Гарион запнулся. — Это ты просил сказать мне?— Конечно. Он об этом, понятное дело, не знал, но я намекнул ему. Разные люди могут прочесть Мринские рукописи. Поэтому мне пришлось спрятать их тайный смысл. А тебе он должен быть совершенно понятен, если ты приглядишься повнимательнее.— Почему ты не можешь просто сказать мне, что надо делать?— Мне нельзя так поступать.— Нельзя?— У нас с моим противником свои правила. Наши силы уравнены — такими они и должны оставаться. Мы договорились действовать только через предметы, а если я обращусь к человеку, например, со словами, что именно тебе делать, тогда моему противнику тоже будет позволено переступить черту. Поэтому мы оба выражаем то, что хотим донести до людей, через так называемые пророчества.— Не слишком ли это сложно?— Иначе возникнет полный хаос. Мои силы и силы моего противника безграничны. Если мы столкнемся Друг с другом, погаснут солнца.Гарион вздрогнул.— Я не задумывался об этом, — признался он. Затем ему в голову пришла неожиданная мысль — Можешь ли ты рассказать мне об этой строчке в Мринских рукописях — о той, где посередине пятно на слове?— Это зависит от того, как много ты хочешь узнать о ней.— Что за слово под пятном?— Там несколько слов. Если ты взглянешь на них при верном свете, то сможешь увидеть их. А что касается всех остальных книг, постарайся прочесть их так, как я тебе посоветовал. Это ускорит твою работу.— Что же это значит?.. Но голос уже исчез.Дверь библиотеки открылась, и вошла Сенедра в ночной рубашке и теплом пеньюаре.— Гарион, — сказала она. — Ты собираешься спать?— Что? — Он взглянул на нее. — А… да. Иду. Прямо сейчас.— Кто тут с тобой был?— Никого. А почему ты спрашиваешь?— Я слышала, что ты с кем-то разговаривал.— Я просто читал, вот и все.— Пойдем спать, Гарион, — строго сказала она. — Ты все равно не сможешь прочесть все книги в библиотеке за один вечер.— Да, дорогая, — согласился он.Вскоре после этого, когда миновала весенняя распутица, пришло обещанное письмо от короля Анхега. Гарион сразу же понес копию загадочного отрывка в библиотеку, чтобы сверить текст со своим списком. Положив два листа рядом, он принялся ругаться. На списке Анхега было пятно в том же самом месте!— Я же говорил ему! — бушевал Гарион. — Я же специально сказал ему, что мне нужно видеть именно это место! Я даже показал ему! — Сердито ругаясь, он заметался по комнате, размахивая руками.Удивительно, но именно Сенедра исцелила своего мужа от легкого помешательства на Мринских рукописях. Конечно, внимание маленькой королевы было почти полностью обращено на новорожденного сына, и Гариону казалось, что она едва ли замечает, что он, Гарион, говорит и делает. Юный принц Гэран был окружен чрезмерной заботой. Сенедра брала его на руки почти каждую минуту, когда он не спал, и часто даже тогда, когда спал. Он был спокойным мальчиком и редко плакал или выражал недовольство. Постоянное хлопотание матери вокруг колыбельки он переносил весьма спокойно и невозмутимо, милостиво принимая все тисканья, воркования и порывистые поцелуи. Гариону же казалось, что Сенедра немного перебарщивает. Как только она на минутку оставляла Гэрана в колыбели и у Гариона появлялась возможность подержать его самому, ручки маленькой королевы уже тянулись к пуговкам на платье и она мирно сообщала, что Гэрана пора кормить. Гарион вовсе не стремился лишить сына еды, но ребенок обычно при этом совсем не выглядел голодным.Через некоторое время, когда Гарион наконец привык к постоянному присутствию Гэрана в их жизни, он снова почувствовал, как темная, затхлая библиотека словно зовет его к себе. Способ работы, предложенный ему бесстрастным голосом, оказался на удивление хорош. Немного попрактиковавшись, Гарион обнаружил, что может бегло просматривать страницу за страницей, а там, где среди обычного текста прятались отрывки пророчеств, взгляд его сам останавливался. Во многих случаях было совершенно очевидно, что писцы даже не осознавали, что они пишут. Часто какое-нибудь предложение вдруг обрывалось, перескакивало на пророчество и снова продолжалось дальше с того места, на котором остановилось. Гарион считал, что, даже читая написанное, такой писец-пророк и сам не видел, что написал.Однако самыми важными оставались Мринские рукописи и в меньшей степени — Даринские.Отрывки из других работ что-то проясняли или дополняли, но только два главных пророчества придавали всему завершенный вид, отсекая лишнее. Продолжая работу, Гарион начал составлять подробный указатель, присваивая номер каждому новому отрывку и увязывая этот номер с буквенными кодами, которыми был снабжен каждый параграф Мринских рукописей. Таким образом, он обнаружил, что каждый параграф рукописей подтверждается или объясняется тремя-четырьмя строчками из других работ, — все, кроме отрывка с пятном, ставшего камнем преткновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127