Белгарат снова обратился к Белдину.— Ну ладно, — сказал он. — И что же происходит в Маллорее?— Да почти все как всегда, — ответил Белдин, отхлебнув эля и громоподобно рыгнув. — Бюрократия — тот клей, на котором все держится. В Мельсене и Мал-Зэте по-прежнему плетутся интриги и заговоры. В Каранде, Даршиве и Гандахаре назревает восстание, а гролимы все еще боятся приблизиться к Келлю.— Значит, гролимская маллорейская церковь все еще действует? — В голосе Белгарата слышалось удивление. — Я думал, что светская власть предприняла те же шаги, что и в Мишрак-ак-Тулле. Как я понимаю, таллы уже начали жечь костры с гролимами вместо дров.— Каль Закет отдал приказания в Мал-Зэт, — объяснил ему Белдин, — и армия вмешалась, чтобы остановить кровопролитие. В конце концов, если ты объявляешь себя императором и богом, тебе нужна церковь. А Закет, видимо, думает, что сподручней использовать уже существующую.— А что об этом думает Урвон?— Урвон сейчас вообще притих. До прихода армии маллорейцы отменно развлекались, подвешивая гролимов на железных крючьях. Урвон сейчас сидит в Мал-Яске и не высовывается. Я подозреваю, что его императорское величество, Каль Закет, оставил его в живых только по недосмотру. Урвон скользкий тип, но он не дурак.— Я с ним никогда не встречался.— Ты ничего не потерял, — хмуро произнес Белдин. Он протянул кружку. — Не хочешь еще плеснуть?— Ты так у меня весь эль выпьешь, Белдин.— Тогда ты украдешь еще. Близнецы никогда не запирают двери. В общем, Урвон — ученик Торака, так же, как Ктучик и Зедар. Он, однако, не обладает ни одним из их достоинств.— У них нет никаких достоинств, — отвечал Белгарат, протягивая ему наполненную до краев кружку.— По сравнению с Урвоном есть. Он прирожденный блюдолиз и подхалим несчастный. Даже Торак его презирал. Но, подобно всем людям с этими очаровательными чертами характера, как только он немного дорвался до власти, то сделался абсолютно невменяемым. Ему мало поклонов в знак уважения; он хочет, чтобы перед ним падали ниц.— Ты его, как видно, недолюбливаешь, — заметил Белгарат.— Я терпеть не могу этого рябого ублюдка.— Рябого?— У него на лице и на руках есть абсолютно бесцветные участки кожи, видимо, у него какое-то серьезное заболевание — он весь покрыт пятнами. Меня тоже кое-кто считает уродом, но Урвон способен даже тролля напугать до смерти. В любом случае, если Каль Закет вздумает сделать гролимскую церковь государственной религией и выбить на алтарях вместо лица Торака свое, ему для начала придется иметь дело с Урвоном, а Урвон не вылезает из своей норы в Мал-Яске, со всех сторон окруженный гролимами. Закет не сможет до него добраться. Даже мне не удается к нему приблизиться. Я пытаюсь это сделать где-то раз в сто лет в надежде, что кто-нибудь из его стражи потеряет бдительность и мне посчастливится запустить ему в кишки железный крюк. Но больше всего я хотел бы повозить его мордой по раскаленным углям.Белгарата удивила злоба, которой пылал горбун.— Так это все, чем он занимается? Сидит, затаившись, в Мал-Яске?— Если бы! Урвон даже во сне плетет интриги и строит заговоры. Последние полтора года, с тех пор как Белгарион пронзил мечом Торака, Урвон только и делает, что сеет повсюду смуту, пытаясь сохранить то, что осталось от его церкви. Существуют какие-то древние полуистлевшие предсказания — гролимы называют их пророчествами — в местечке под названием Ашаба в Карандийских горах. Урвон раскопал их и теперь истолковывает по-своему. По его понятиям, они предсказывают возвращение Торака — будто бы он не умер, а воскреснет или переродится.Белгарат фыркнул.— Какая чушь!— Конечно, чушь, но он же должен был что-то предпринять. Гролимская церковь билась в конвульсиях, как обезглавленная змея, а Закет готов был всех схватить за горло, лишь бы сделать так, чтобы каждый поклон каждого ангараканца был адресован только ему. Урвон позаботился о том, чтобы почти не сохранилось копий этих ашабских пророчеств, и теперь он придумывает всякую околесицу, утверждая, что вычитал это в древней книге. Вот что, вероятно, удерживает Закета от решительных действий, а возможно, император просто переусердствовал в своем стремлении украсить каждое встречающееся ему на пути дерево одним-двумя мургами.— Тебе не трудно было передвигаться по Маллорее?Белдин оскорбленно фыркнул.— Нет, конечно. Никому не приходит в голову вглядываться в лицо калеки. Большинство людей даже не скажут, из Алорны я или Мараги. Они ничего не видят, кроме моего горба. — Он поднялся со стула, подошел к бочонку и снова наполнил кружку. — Белгарат, — с очень серьезным видом произнес он, — название Ктраг-Сардиус тебе что-нибудь говорит?— Сардиус? Ты хочешь сказать, сардоникс?Белдин пожал плечами.— Маллорейские гролимы называют это Ктраг-Сардиус. А в чем разница?— Сардоникс — это драгоценный камень оранжевого цвета с молочно-белыми прожилками. Не то чтобы он очень редкий или очень привлекательный.— Это как-то не очень согласуется с тем, что я слышал про него от маллорейцев. — Белдин нахмурился. — По тому, как они произносят слово «Ктраг-Сардиус», я понял, что это единственный в своем роде камень и что он обладает каким-то могуществом.— Какого рода могуществом?— Точно сказать не могу. Все, что я сумел понять, это то, что любой гролим в Маллорее продаст свою душу за возможность держать его в руках.— А может, это просто какой-то внутренний символ, связанный с борьбой за власть, которая там происходит?— Возможно, и так, но почему его тогда называют Ктраг-Сардиус? Помнишь, они называли Шар Алдура Ктраг-Яска? Должна же быть какая-то связь между Ктраг-Сардиусом и Ктраг-Яской, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127