– Я практически уверена, что у него нет пистолета, не говоря уже о том, чтобы он носил его с собой.
– Скорее всего, вы правы, но наверняка вы этого не знаете. Поэтому нельзя исключать и такой вариант: у него есть пистолет и он носит его с собой.
Она кивнула: логичный вывод.
– И вот тут я должен задать вам вопрос. Вернее, вы должны спросить себя и дать мне ответ. Как далеко, по-вашему, все может зайти?
– Я что-то не понимаю, о чем вы.
– Мы уже говорили о том, что без физического воздействия не обойтись. И последствия будут сказываться несколько дней. Ребрам его крепко достанется.
– Хорошо.
– Да, конечно, если этим все и закончится. Но вы должны понимать, что может и не закончиться.
– О чем вы?
Он сложил ладони домиком.
– Понимаете, не вам решать, где ставить точку. Я не знаю, слышали ли вы эту присказку… о горилле. Не вы принимаете решение, когда надо остановиться. Вы останавливаетесь, когда так решает горилла.
– Я слышу это впервые. И, наверное, не все понимаю. Горилла – это Говард Беллами.
– Горилла – не он. Горилла – насилие.
– Ага.
– Вы что-то начинаете, но не знаете, во что это выльется. Окажет ли он сопротивление? Если да, ему достанется чуть сильнее, чем предполагалось сначала. А если он будет и дальше сопротивляться? Пока он не угомонится, его будут бить. Выбора нет.
– Я понимаю.
– Плюс человеческий фактор. Парни… в их действиях не должно быть эмоциональной составляющей. И вы полагаете, что их будут отличать хладнокровие и профессионализм.
– Конечно.
– Но это справедливо до какого-то предела, потому что они всего лишь люди, понимаете? Если они начинают злиться на своего клиента, они говорят себе, что он кусок дерьма, и уже с ним не церемонятся. Где-то они выполняют задание, а где-то добавляют и от себя, особенно, если клиент их обзывает или, обороняясь, заденет. А разозлившись, они могут причинить больше вреда, чем оговаривалось заранее.
Она снова задумалась.
– Я понимаю, о чем вы.
– Поэтому все может зайти дальше, чем кто-либо мог предположить. Он может попасть в больницу.
– С переломами?
– И не только. С разрывом селезенки. Знаете, люди умирают и от удара кулаком в живот.
– Я видела фильм, в котором так и случилось.
– Я видел фильм, в котором человек раскидывает руки и летит, как птица, а вот смерть от удара кулаком в живот возможна не только в кино, но и в реальной жизни.
– Вы заставили меня задуматься.
– Тут действительно есть о чем подумать, потому что вы должны быть готовы ко всему. Вы понимаете? Вряд ли, конечно, дело зайдет так далеко, в девяносто пяти случаях из ста без этого удается обойтись.
– Но может зайти.
– Именно. Может.
– Господи, – выдохнула она. – Он, конечно, сукин сын, но я не хочу его смерти. Я хочу, чтобы он получил наглядный урок. Я не хочу до конца моих дней терзаться из-за него угрызениями совести.
– Я так и думал.
– Но я не хочу платить этому сукиному сыну десять тысяч долларов. Я все усложняю, не так ли?
– Я отлучусь на минутку, – он встал. – Вы пока подумайте, а потом мы продолжим разговор.
Пока он отсутствовал, она повернула книгу к себе. Посмотрела на фотоснимок автора, прочитала несколько строк аннотации. Вернула книгу на место. Отпила «мартини», выглянула в окно. Автомобили проезжали мимо, едва пробивая светом фар густой туман.
– Я подумала, – сказала она, когда он сел за столик.
– И что?
– Вы отговорили меня платить вам пятьсот долларов.
– Я так и предполагал.
– Потому что я не хочу, чтобы его убили, я даже не хочу, чтобы он попал в больницу. Мне приглянулась идея напугать его, напугать как следует, может, начистить физиономию. Все потому, что я разозлилась.
– Разозлиться может каждый.
– Но теперь я понимаю, что хочу одного: чтобы он перестал требовать с меня эти десять тысяч. Господи, это все мои деньги. Я не хочу отдавать их ему.
– Может, вам и не придется.
– Как это?
– Я не думаю, что деньги – главное. Для него – нет. Просто он дуется из-за того, что вы его бросили. Вот и вы в ответных действиях пока руководствовались эмоциями. Но взгляните на происходящее с точки зрения бизнеса. Вы правы, он – нет, но борьба может потребовать слишком больших усилий. Так что попытайтесь договориться.
– Договориться?
– Вы всегда платили за себя, поэтому, в принципе, готовы оплатить свои расходы на круиз, не так ли?
– Да, но…
– Да, да, речь шла о его подарке вам. Но давайте об этом сейчас забудем. Вы можете оплатить половину. Однако, это все равно много. Предложите ему две тысячи долларов. Мне представляется, что он их возьмет.
– Боже, мне противно с ним говорить. Я не смогу ему что-то предлагать.
– Тогда попросите кого-нибудь сделать ему такое предложение от вашего имени.
– Адвоката?
– Тогда придется платить адвокату. Нет, я подумал, что мог бы взять это на себя.
– Вы серьезно?
– Иначе я бы и не открывал рта. Думаю, если я сделаю ему такое предложение, он его примет. Я не собираюсь угрожать ему, но уверен, что он и без угроз поймет, что к чему.
– То есть сообразит, чем чреват его отказ.
– Я принесу с собой чек на две тысячи долларов, выписанный вами на его имя. Почему-то мне кажется, что он его возьмет, и вы больше не услышите о своем долге в десять тысяч долларов.
– Значит, я остаюсь без двух тысяч. Плюс пятьсот долларов вам.
– Я с вас ничего не возьму.
– Почему?
– Я же собираюсь только поговорить с этим парнем. За разговоры я денег не беру. Я не адвокат. Рядовой гражданин, которому принадлежат пара автостоянок.
– И который читает толстые романы молодых индийских писателей.
– О? Вы читали эту книгу?
Она покачала головой.
– Трудно запоминать эти имена, особенно, если не знаешь, как они правильно произносятся.
1 2 3 4