Чтобы он мог списать эти деньги, только не спрашивайте меня, как. Понимаете, все время, пока мы жили вместе, я платила за себя. Расходы мы делили пополам. Круиз – особая статья. Он хотел сам оплатить его. А подписанное мною обязательство требовалось лишь для того, чтобы не увеличивать расходы за счет доли государства…
– И все?
– Да. А теперь он заявляет, что это долг, который я должна возвратить, и я уже получила письмо от его адвоката. Представляете себе? Письмо от его адвоката!
– Он же не собирается подавать на вас в суд.
– Как знать? В письме адвоката указано, что как раз собирается.
Катлер нахмурился.
– Если он обратится в суд и вы под присягой расскажете о его уклонении от налогов…
– Как я могу рассказать, если сама в этом участвовала?
– Странно все-таки, он подает на вас в суд, прожив с вами несколько лет. Обычно инициатива исходит от женщины, знаете ли. Есть даже специальный юридический термин.
– Палименты.
– Да, палименты. Вы не пытались их получить?
– Вы шутите? Говорю вам, я за все платила сама.
– Совершенно верно, вы так сказали.
– Я платила за себя до того, как встретила его, сукиного сына, я платила за себя, пока была с ним, и я буду платить теперь, после того, как избавилась от него. Последний раз я брала деньги от мужчины, когда мне было восемнадцать лет. Дядя Ральф одолжил их мне на покупку автобусного билета до Нью-Йорка. Он не говорил, что это ссуда, и не давал на подпись бумажку, но я все равно ему их отдала. Накопила и послала по почте. У меня тогда даже не было счета в банке. Я пошла на почту и отправила их переводом.
– Значит, вы приехали в Нью-Йорк в восемнадцать?
– Как только окончила среднюю школу. И с тех пор полагаюсь только на себя и плачу по всем счетам. Я бы заплатила и за тот круиз, только он все обставил так, будто поездка эта – его подарок. А теперь он хочет, чтобы я заплатила и за него, и за себя, он хочет получить десять тысяч плюс проценты и…
– Он хочет получить проценты?
– В расписке они указаны. Десять тысяч долларов плюс восемь процентов ежегодно.
– Проценты, – повторил Катлер.
– Он злится. Инициатором разрыва выступила я. В этом все дело.
– Я понял.
– Вот я и подумала, что он, возможно, передумает, если с ним поговорят двое крепких парней.
– За этим вы ко мне и пришли.
Она кивнула, не переставая вертеть в руках пустой стакан. Катлер указал на него, вопросительно поднял брови. Она вновь кивнула, он поднял руку, поймал взгляд официанта и знаком предложил повторить заказ.
Они молчали, пока пустые стаканы не заменили полными.
– Двое парней могут с ним поговорить.
– Вот и прекрасно. Сколько это будет стоить?
– Пятьсот долларов.
– Меня это устраивает.
– Вы хотите, чтобы они с ним поговорили, но на самом-то деле подразумеваете под этим нечто большее. Вы хотите, что разговор этот произвел на него определенное впечатление, чтобы он понял, что должен выполнить поставленные условия, если не хочет, чтобы к нему применили меры физического воздействия. Так вот, если вы хотите произвести впечатление, надобно сразу начинать с физического воздействия.
– Тогда он поймет, что вы настроены серьезно?
– Тогда он испугается. Ибо в противном случае только разозлится. Не сразу, конечно, не в тот момент, когда двое громил прижмут его к стене и объяснят, что он должен сделать. В тот момент он перетрусит, но, если они обойдутся без рукоприкладства, он, придя домой и подумав, начнет злится.
– Кажется, я вас понимаю.
– А вот если его сразу отметелят, не очень сильно, но так, чтобы он не забыл об этом происшествии в последующие четыре-пять дней, тогда испуг задавит злость. Вот чего вы хотите.
– Согласна.
Он маленькими глотками пил «мартини», оценивающе поглядывая на нее поверх стакана.
– Мне нужны кое-какие сведения об этом парне.
– Например?
– Например, в какой он физической форме?
– Ему стоит сбросить двадцать фунтов, а так он в полном порядке.
– С сердцем проблем нет?
– Нет.
– Спортом занимается?
– Он записан в спортивный клуб. Поначалу ходил в тренажерный зал четыре раза в неделю, теперь – от силы дважды в месяц.
– Как и все, – пожал плечами Катлер. – Поэтому, собственно, спортивные клубы и не разоряются. Если бы все члены, которые платят взносы, пришли одновременно, очередь в раздевалку растянулась бы на полквартала.
– Вы тренируетесь, – заметила она.
– Да, – кивнул он. – В основном, поднимаю тяжести, несколько раз в неделю. Вошло в привычку. Где – не скажу.
– Я спрашивать не буду. Сама смогу догадаться.
– Скорее всего, сможете, – он широко улыбнулся. Улыбка вдруг превратила его в озорного мальчугана, но он тут же стал серьезным.
– Восточные единоборства. Он ими не занимался?
– Нет.
– Вы уверены? Может, не в последнее время, до того, как вы сошлись?
– Он ничего такого не говорил, но сказал бы, если б занимался. С удовольствием бы похвалился.
– Оружия он при себе не носит?
– Нет.
– Вы уверены?
– У него вообще нет оружия.
– Повторяю вопрос. Вы уверены?
Она задумалась.
– Как тут можно знать наверняка? Знать, что у человека есть пистолет – это одно, с этим все ясно, но как можно гарантировать, что у человека нет пистолета? Я могу сказать следующее: мы прожили вместе три года, и за это время у меня не возникало и мысли о том, что у него есть пистолет. Мне представляется, идея приобрести пистолет даже не приходила ему в голову.
– Вы бы удивились, узнав, у скольких людей есть оружие.
– Наверное, удивилась бы.
– Иногда возникает ощущение, что половина населения страны ходит с оружием. И многие без разрешения. А если у человека нет разрешения на ношение оружия, он никому не говорит, ни о том, что носит пистолет с собой, ни о том, что он вообще у него есть.
1 2 3 4