Модель была выполнена с
отчаянной скрупулезностью одряхлевшего боцмана - памятник любви к
безвозвратно ушедшей поре странствий, воли и каждодневного утверждения
силы своих рук и глотки.
Давным-давно, настолько давно, что это словно случилось с кем-то
другим, он увидел, быть может, именно этот фрегат в витрине столичного
магазина. Близилось рождество, на витрине сказочно искрились невероятно
красивые вещи, без которых человек не может жить. Ему было десять лет,
ровно столько, сколько нужно, чтобы понять это раз и навсегда. И ровно
столько, чтобы знать: такой игрушки у него никогда не будет. Ведь он уже
разумел смысл цифр на этикетке.
Он прожил потом пятьдесят с лишним лет, из памяти бесследно ушли
сотни обид и унижений, десятки мелких побед и радостей. Но эта не его
игрушка - не ушла. Не то чтобы он все время помнил о ней, нет. Этот образ
порой оживал сам собой, безо всякого усилия или заведомого желания. И
становилось до тоски ясно: будь у него "Беллерофонт", вся его жизнь была
бы совершенно иной. И он сам представал перед собой тем, другим, кем
угодно, только не инспектором по гражданскому строительству с краю, где
мужицкая хитрость и ненависть к надзору почитались доблестями, достойными
народной памяти.
Чтобы ничего подобного не случилось с Джонни, он и купил сыну
желанный мотоцикл...
- Живодер говорит, что сейчас они ничего не собирались выбрасывать на
рынок. Говорит, что лет через двадцать этим вещам не будет цены, - пел
лейтенант-победитель.
- Что ж, наверное, он прав, - тихо сказал Спринглторп, повернулся,
тронул жестяную печурку. Она ответила гулким шуршанием прокаленной и
остывшей ржавчины. "И парус напряжен, как грудь поющей девы" - откуда это?
Палатка, пропахшая потом опасливой возни в развалинах. И "Беллерофонт".
Встретились.
Закрывая выход из палатки, перед ним высился капитан Двайер.
Спринглторп поднял на него вопросительный взгляд.
- Лейтенант, выйдите, - негромко скомандовал капитан. - Спринглторп,
постойте минутку. Нам надо серьезно поговорить. Сядьте.
- В чем дело? Что случилось? - удивился Спринглторп, послушно садясь
на шаткий раскладной стульчик.
- Прочтите это и подпишите, - сказал Двайер, протягивая сложенный
лист бумаги.
Текст был отпечатан на плохой машинке через очень жирную ленту, так
что отдельных букв было просто не разобрать. "К народу и армии, - читал
Спринглторп. - В тяжкий час нашей отчизны бремя власти пало на моих
сгорбленных годами плеч. Я, как мог, прилагал все силы для спасения нашего
страдающего народа, его материальных и духовных ценностей. Я знаю, что вы
верите в честность и глубину моих усилий, и тем более горестно для меня
сознание, что тяжесть лет и пошатнувшееся здоровье препятствуют мне на
этом пути, лишая мой труд той полноты, которая необходима в это
судьбоносное время. Но рядом со мною трудятся молодые и сильные люди,
которые, по моему убеждению, достойны стать у кормила власти. Настоящим я
слагаю с себя всю полноту власти и назначаю своим преемником на посту
президента республики Осгара Милтона Двайера и рекомендую ему назначить на
пост вице-президента Ройга Нейна Калверта. Я призываю вас объединиться
вокруг них с той же самоотверженностью, с тем же патриотизмом, с каким вы
объединялись вокруг меня, с каким неизменно объединяется наш народ вокруг
своих вождей в часы испытаний. Н.С.Спринглторп. Линкенни, января".
Не смотреть на Двайера - это было самое главное. Не смотреть. И он
поднял на него глава. "Молчи! Не говори ни слова! Молчи!" - твердил он
себе и лихорадочно перебирал мятые слова, обрывки фраз, чтобы что-то
сказать, потому что молчать было невозможно. Молча встать и пойти прямо на
Двайера, как на пустое место! И что он сделает? Будет кричать? Попытается
остановить силой? Ах да, он достанет пистолет и будет грозить пистолетом.
И вдруг Спринглторпу стало смешно. Ну да! Двайер будет пугать его
пистолетом. Его! Схоронившего сына! Схоронившего жену! Схоронившего, давно
схоронившего свою былую жизнь! Живущего не по своей воле, согласившегося
стать чем-то простым, полезным, почти неодушевленным! Сначала для
Уипхэндла! Потом для Джеффриса! Потом для Баунтона, потом для всех-всех.
Разве его можно испугать пистолетом! Как он смешон, этот захолустный
бонапартишка! А Калверт? Гадатель по географической карте! Ополчились!
Заговорщики! Кто это сочинял? Калверт, Калверт! Уж больно высокопарно.
Тайком отстукивал одним пальцем на машинке. А каково ему было выбивать
священные литеры своей фамилии на втором месте! Да его же корчило от
уязвленного тщеславия!
- Нет, - сказал Спринглторп. - Я не подпишу. Я не могу подписать
такую безграмотную стряпню. "Пало на моих сгорбленных годами плеч". Где
вас учили грамматике? Я так, по-вашему, благообразно выражаюсь, и вдруг
окажется, что я первый в мире малограмотный президент тонущей республики.
Исправьте текст.
И Двайер, взъерошенный Двайер, глава заговорщиков, лично исполняющий
тайное кощунство высшей государственной измены, растерянно принял
протянутую бумагу и полез за пазуху. Не за кинжалом! Не за пулеметом о
десяти стволах! За канцелярской принадлежностью! И стал на весу царапать
ручкой по своему поддельному манифесту, пятнистому от тошного пота
нелегальщины. И конечно же ручка не писала.
Спринглторпа разбирал смех. "Дурацкий смех", - определил он и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38