АЛЕКСАНДР ЩЕГОЛЕВ
ПРОТИВ -- ЗНАЧИТ "КОНТРА"
(МАЙСКИЕ ТЕЗИСЫ)

"Ведущие фантасты России" не пожмут мне теперь руки. И
даже не подадут. Так было торжественно решено в Высоких Ку-
луарах. Мне, посредственному писателю, отказано в этих бла-
гословенных прикосновениях -- что может быть естественнее?
Правила личной гигиены побеждают здравый смысл. Впрочем, у
меня теперь также отпадает необходимость часто мыть руки или
брать на конференции-семинары-сейшены резиновые перчатки. В
общем, всем будет хорошо.
"Ведущие фантасты России" не устают подтверждать свое
звание незаурядной догадливостью. Они знают правду обо мне,
они насквозь видят мотивы моего поступка (оказывается, вслух
не согласиться с докладчиком -- это поступок!). "Щеголев
есть переметнувшийся обиженный демократ, которого товарищи
по партии плохо кормили (раз!); Щеголев не получил никакой
премии, из-за чего и взбесился (два!); и вообще, Щеголев --
скользкий тип, он, знаете ли, подносит подарочки, если ему
что-то надо, и предает всех, кто становится ему бесполезен
(три! -- уносите посредственного писателя!)". Так было заяв-
лено уже не в кулуарах, а с Высокой Трибуны. Заявлено гром-
ко, открыто, без всяких там бесфамильных намеков. Собствен-
но, сначала был доклад, потом были прения, открытые моим
выступлением, а потом докладчику дали заключительное слово,
которое он целиком потратил на то, чтобы утопить меня в ядо-
витой слюне и растоптать генеральскими сапогами. Почему ме-
ня? Прения длились больше полутора часов, а я (напоминаю)
выступил первым. Забавно. Неужели генерал от литературной
войны все полтора часа только и ждал, чтобы расправиться со
взбунтовавшимся солдатом?
Это не забавно, это симптоматично. Уничтожающее заключи-
тельное слово как нельзя лучше укладывается в концепцию док-
лада. СВОЙ выступил против. Тот, кому положено согласно ки-
вать, отрицательно покачал головой. "Против" по латыни "кон-
тра". Я -- контра, причем особого рода, из бывших СВОИХ.
-- Знаешь ли ты иностранные языки, товарищ?
-- Слово контра я знаю на любом языке...
Конечно, мне следовало бы оскорбиться или, например, оби-
деться. Однако, есть люди, на которых не обижаются. Я мог бы
составить список "подарочков" и договориться с докладчиком о
времени, когда я подъеду за ними на грузовике, чтобы заб-
рать обратно. Но деловая хватка у меня не та, не та у меня
хватка. Поэтому я просто воспроизведу по памяти свое выступ-
ление, прозвучавшее вслед за докладом опытного литературно-
го бойца. И сделаю это письменно. Меня попросили. Сам я не
хотел делать ЭТО, потому что меня нисколько не интересует,
чем же я умудрился столь болезненно зацепить генерала, кото-
рый ведет за собой всех остальных ведущих фантастов? МЕНЯ
ПОПРОСИЛИ.
Журналистам и критикам нужна драматургия, понимаю. Удар,
еще удар. Ничто так не бодрит публику, как легкий словесный
бой. О, смотрите, писатели дерутся! Скандал, еще скандал. Но
как там у нас с весовыми категориями, господа зрители? Взве-
шивание участников, насколько мне известно, не проводилось.
Вы, которым нужна драматургия скандала, понимаете ли вы, чем
грозит легковесу (то есть мне) тяжелая мощь "Заключительно-
го слова -- два"?
Рискнем.
* * *
Итак, опыты литературной войны, доклад.
Начнем с того, что я искренне удивлен. Все прежние пуб-
личные выступления уважаемого Андрея Михайловича, которые
мне довелось слышать, строились по принципу максимальной
концентрации очевидностей: обычно он оперирует настолько
бесспорными и простыми формулировками, что возникает стран-
ное ощущение, будто это не его, а твои мысли, будто спроси
тебя, и ты скажешь то же самое. Но здесь... Как его угораз-
дило так подставиться? Не спасает положение кокетливое пре-
дуведомление автора о полемичной заостренности доклада, о
том, что "можно соглашаться или не соглашаться, но ситуация
в литературе все равно именно такова." Ситуация не такова. И
доклад вовсе не полемичен, а попросту ошибочен.
Во-первых, исходная посылка: мол, мы, новая фантастика,
победили. Кого? ВТО, что ли? ВТО развалилось в силу грубых
просчетов руководства, не имеющих отношения к творчеству
(точнее, к качеству публиковавшихся там произведений), прос-
четы эти лежат только в финансово-производственной сфере.
Может быть, новая фантастика победила "молодогвардейцев" и
других их серых собратьев? Еще более нелепое предположение.
Головачев, Павлов, Гуляковский издаются и продаются массовы-
ми тиражами, даже одиозные Медведев и Щербаков недавно вы-
пустили свои книги. А как отлично издаются и -- внимание! --
продаются Никитин, Петухов, Малышев -- слюнки капают, когда
держишь в руках их роскошные фолианты. Или победой считает-
ся то, что новая фантастика уцелела? А разве она уцелела? Те
три-четыре автора из "наших", которые не имеют проблем с
публикациями -- это еще не "новая фантастика", а только
три-четыре автора. Остальные по уши увязли в... ну, скажем,
в кипах своих неизданных рукописей. Остальные тыкаются по
редакторско-издательским углам, испытывая унижения, ничуть
не меньшие, чем во времена торжества советской литературы. И
отчаянием наполнены их метания. Для большинства авторов так
называемой "новой фантастики" проблема публикации пишется с
прописных букв -- Проблема Публикации.
И это победа?
Иначе говоря, отправная точка доклада -- ложна. Логично
предположить, что дальнейшие тезисы доклада, основанные на
ложной посылке, так же страдают недостоверностью.
1 2 3 4