.. — махнул рукой Простой человек. — Я и там грузчиком буду. Это им переквалификацию надо проходить, а мне-то… Коньячка вот только не будет, вот жалко. Ну, отдохну от него, наберусь сил — тоже полезно. Да мне много и не дадут — от силы два года: за компанию. Мне их жалко, Сергеевна: у их, у всех, почесть, детишки. Вот этого толстого!.. — почему-то вдруг обозлился Простой человек, — вот этого бы я посадил, не моргнув глазом. Ох, эт-то журавь, скажу тебе! Это самый главный воротила. Но его же отдельно не посадишь. Сажать, так уж всех.— Вот все и будут сидеть.— Оно, конечно… так. Знамо, что… А куда денешься? — будем сидеть.И Простой человек вышел.
Когда он вошел в комнату, где сидели «пассажиры», на него посмотрели без всякой надежды, обреченно.Простой человек присел к столу… И засмотрелся на бутылки с коньяком. И вдруг всплакнул.На него удивленно посмотрели.— Прощайте… драгоценные мои, — говорил Простой человек, глядя на бутылки. — Красавицы мои. Как я буду без вас?.. Одно страдание будет, тоска зеленая… Любимые мои. Тяжело мне с вами расставаться, ох, тяжело…— Поплачь, поплачь, говорят легче становится, — сказал Брюхатый.— А я и плачу. Плачу и стонаю. Сердце кровью плачет, когда на них смотрю. Но канавы рыть с тобой в одной бригаде я не буду! — Простой человек сердито посмотрел на Брюхатого. — Я твою норму там не буду выполнять. Я за тебя… Недоедать из-за тебя не буду!— Чего это ты решил, что я там канавы рыть буду? — спросил Брюхатый.— А что же ты там будешь делать?— Библиотекарем пойду… Или санитаром.Все засмеялись: это был нехороший смех, нездоровый смех, болезненный смех, если можно так сказать про смех.— Налей-ка и мне, — подошел к столу Курносый.Простой человек налил две рюмочки… Одну пододвинул Курносому. Они чокнулись.— За счастливую дорогу, — сказал Простой человек.И тут вдруг сорвался «с гвоздя» Аристарх. Он вскочил, затопал ногами и закричал:— Хватит паясничать! Хватит паясничать!.. Комеди франсез развели тут! Вон все отсюда! Вон! Скоты!.. Говядина!Курносый поставил свою рюмку на стол и внимательно посмотрел на Аристарха. — Слушай, — сказал он, — я умею останавливать истерики: я перворазрядник по боксу. Я хоть давно не в форме, но все равно… такую-то экономическую гниду я сделаю.Аристархушка сел так же резко, как вскочил, обхватил опять руками голову и тихо стал покачиваться.Простой человек промокнул губы уголком дорогой скатерти и опять пошел к Вере Сергеевне. Ему, похоже, пришла какая-то дельная мысль в голову.
— Сергеевна, — сказал он, — а на кого квартира записана?— Как?.. — не то что не поняла, а скорей растерялась Вера Сергеевна. — Как «на кого»?— Кто ответственный квартиросъемщик?— Он…— Он, — Простой человек выразительно смотрел на Веру Сергеевну.— А что? — спросила та.— А ты куда? — спросил в свою очередь Простой человек.— Как куда? Никуда.— Она кооперативная?— Да.— С конфискацией имущества! Он же не к Марье Иванне в карман залез, он государству в карман залез…— Ну? И что?— С конфискацией всего имущества, — повторил Простой человек, даже с каким-то удовлетворением повторил. — У их теория одна: с конфискацией всего имущества.— А я куда же?— Я вот и зашел спросить: а ты куда?— Нет такого закона! — слабо запротестовала Вера Сергеевна.Простой человек присел на дорогое зеленое кресло.— Коломийцева посадили — с конфискацией, — стал он загибать пальцы, — Коренева Илью Семеныча, веселый человек был! — с конфискацией… Он, к тому же, анекдоты любил…— При чем тут Коренев какой-то? А я что, на улицу, что ли?Простой человек помолчал…— Угол снимать где-нибудь.— Здравствуйте!— Прощайте, — жестко сказал Простой человек — откуда и нашел в себе такую жестокость, он был добрый человек — и отбыл к «пассажирам».— Слюнтяи, — сказал он всем. И прямо прошел к столу. — Интелефу занюханные, — налил себе большой фужер коньяка и выпил один. — Энергичные люди!.. Это я… — стукнул он себя в грудь, — я энергичный! Соображать надо! Жить надо уметь! От меня три жены ушло, и ни одна, — он подчеркнул это, — ни одна не делает волны насчет алиментов! А потому что — что с меня возьмешь? С меня взять-то нечего. Я за свой труд беру, в основном, коньяком, а они не хотят коньяком. Не положено, они это прекрасно знают. Они каждый божий день видят, что я к вечеру лыка не вяжу, а сделать ничего не могут. Их мужья все изозлились… иззавидовались, а сделать ничего не могут. А вы — энергичные… Вот энергия-то! Боксер, садись, врежем. Не вешай свой курносый нос — он у тебя все равно кверху торчит. Вот ты еще более-менее, энергичный. А эти все… Тара для… сказал бы для чего, но у меня настроение улучшилось.Раздался звонок в дверь.Все опять замерли.— Открывайте! — велел Простой человек. — Памятники…Но никто не стронулся с места.Простой человек сам пошел открывать. И на ходу изобразил, что вроде и в самом деле меж памятников идет: приостанавливался и разглядывал.— Люблю по кладбищу ходить. Думаешь: а кто были эти люди? — рассуждал сам с собой Простой человек. Он остановился перед Брюхатым. — Вот этот, наверно, плохой был…— Проходи, — негромко сказал Брюхатый, — а то я встану из гроба и задушу тебя.— Да, этот был плохой, — повторил Простой человек. — Вор был, наверно.Он подошел к двери, открыл… и воскликнул:— Соня!..
Стояли: Соня и Чернявый. Соня всех внимательно разглядывала, а Чернявый улыбался значительно.Никто ничего не понимал… Особенно Аристарх: он встал было, но сел снова, опять встал и опять сел — не мог встать от растерянности. Понимал что-то такое один Чернявый. Он помог снять Соне дорогую шубку… И, похоже, не собирался проходить с гостьей к «памятникам», а легонько — интеллигентно — подталкивал ее в комнату Веры Сергеевны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14