— Может, мы и докатимся когда-нибудь, что будем сто двадцать лет жить, но это еще не скоро.— Сто двадцать лет сам не захочешь. Надоест.— Ты не захочешь, а другие — с радостью. Будет такое средство…— «Средство»… Открыли бы лучше какое-нибудь средство от похмелья. А то башка, как…— Не надо пить.— Пошел ты!..Замолчали. Юрка опять решительно сел за учебник.— У вас только одно на языке: «Будет! Будет!» — опять начал старик. — Трепачи. Ты вот — шешнадцать-то лет будешь учиться, а начнет человек помирать, что ты сделаешь?Юрка не намерен больше болтать. Молчит.— Вырежет ему чего-нибудь, — сказал Витька.— Да если ему срок подошел помирать, чего ты ему вырежешь?Витька не знал.— Я на такие… темные вопросы не отвечаю.— Нечего ответить, вот и не отвечаете. Светлые ваши головушки… только мякиной набиты.— Нечего? — опять вскочил Юрка. — А вот эти люди?.. — сгреб кучу книг и показал. — Вот этим людям тоже нечего отвечать?! Ты хоть одну прочитал?— Там читать нечего — вранье одно. У меня на квартире жил один…— Во дает?! — сказал Витька.— Ладно! — Юрка опять начал ходить по избе. — Чума раньше была?— Была. У нас в двадцать…— Где она теперь? Есть?— Не приведи, Господи! Может, будет…— В том-то и дело, что больше не будет. С ней научились бороться. Дальше! Если бы тебя раньше укусила бешеная собака, что бы с тобой было?— Сбесился бы.— И помер бы. А сейчас — сорок уколов, и все. Человек живет. Туберкулез был неизлечим? Сейчас — пожалуйста: полгода — и человек как огурчик! А кто это все придумал? Ученые. «Вранье»… Хоть бы уж помалкивали, если не знаете.Старика раззадорил тоже этот Юркин наскок.— Так. Ладно. Собака — это ладно. А змея укусит?.. Где они были, доктора-то, раньше? Не было. А бабка, бывало, пошепчет — и как рукой снимет. А ведь она институтов ваших не кончала.— Укус был не смертельный, вот и все. Это элементарно.— Иди подставь: пусть она тебя разок чикнет…— Пожалуйста! Я до этого укол сделаю — и пусть кусает, сколько влезет, — я только улыбнусь.— Хвастунишка.— Да вот же они, во-от! — Юрка опять показал на книги. — Люди на себе экспериментировали! А знаешь ты, что когда академик Павлов помирал, то он созвал студентов и стал им диктовать, как он помирает…— Как это? — очень заинтересовался старик.Витька тоже не слышал про это.— Так. «Вот, говорит, сейчас у меня холодеют ноги — пишите». Они писали. Потом руки отнялись. Он говорит: «Руки отнялись».— А они пишут?— Они пишут. Потом сердце стало останавливаться, он говорит: «Пишите». Они плакали и писали. — У Юрки у самого на глазах показались слезы. На старика рассказ тоже произвел сильное действие.— Ну?— И помер. И до последней минуты все рассказывал, потому что это надо было для науки. А вы с этими вашими бабками еще бы… триста лет в темноте жили. «Раньше было! Раньше было!» Какие-то кулацкие уклоны… Вот так было раньше? — Юра подошел и включил радио. Пела певица. Немного все послушали ее. — Где она? — спросил Юрка.— Кто?— Певица-то. Ее же нет здесь, а — поет.— Так это по провода-ам.— Это радиоволны! «По провода-ам». По проводам — это у нас здесь. А она, может, где-нибудь в Москве или в Ленинграде поет — что, туда провода протянуты?— Провода. Я в прошлом годе ездил к Ваньке, видел: вдоль железной дороги провода висят. На столбах. Чего ты мне говоришь-то?Юрка махнул рукой.— Тебе не втолковать! Мне надо уроки учить. Все.— Ну и учи.— А вы отрываете. — Юрка сел за стол, зажал ладонями уши и стал усердно читать.Долго в избе было тихо.— Витька, а ты на кого хочешь учиться? — спросил старик.Витьку этот вопрос застал врасплох.— Я пока выбираю, — сказал он.— На кого он будет учиться! — оторвался от книги Юрка. — У него по арифметике плохо. Не исправил, Витька?— Не…— Что ж ты?— Знаешь, на кого учись? На судью, — посоветовал старик.— О-о! — удивились ребятишки. — Чего это?— Люди будут бояться. Скажут: вон, вон — судья идет! Большое дело.— Тогда уж — на прокурора, — сказал Витька. — Он пострашней.— Прокурор — это не все понимают, что страшно. А вот судья… это судья. Это уже тюрьмой пахнет.Еще помолчали.— Он есть на карточке? — спросил вдруг старик.— Кто?— Тот ученый, помирал-то который.— Академик Павлов? Вот он.Юрка подал старику книгу и показал Павлова. Витьке тоже показал редкостного ученого.— Старенький уж был, — сказал Евстигнеич жалостливо.— Он был до старости лет бодрый и не напивался, как… некоторые. — Юрка отнял книгу. — И не валялся потом на печке, не матерился…— Чего вы взъелись-то на меня?! — вскричал больной старик. — Ты гляди что — житья не дают! Комиссары нашлись… Вам ба по тогдашнему делу — только комиссарами быть. Они тогда молодые были… Такие же вот… молокососы заполошные. Командовали.Юрка сел опять за учебники, а Витька стал листать книжку с портретами ученых.— Ох, мать ты моя-а!.. — закряхтел опять старик. И полез с печки. Надел валенки, взял нож и вышел в сени.— Куда это он? — спросил Витька.Юрка пожал плечами.— Ну, и что этот гусь? — спросил Юрка. — Наверно, отцом твоим станет?Витька уставился на друга, точно до него только сейчас дошел истинный смысл прихода дяди Володи в их дом.— Отцом? — переспросил он.— Ну а кем же? Не родным, конечно, но жить-то у вас будет.Вошел старик… Нес в руке добрый кус сала.— Нате поешьте… ученые. А то, пока дойдете до своих хирургов-то, — загнетесь.— Зачем? У меня есть — мне Витька принес…— Ешьте! «Витька принес»… У Витьки у самого… зад сверкает. Безотцовщина. Ешьте, это доброе сало, не базарное.— Нам дядя Коля привез из деревни — тоже доброе, — вступился Витька за свое сало.— В деревне теперь разучились солить. Не разучились, а… не хотят. Тоже все на базар норовят:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16