…К рассвету Витька приехал домой.Мать спала, когда Витька въехал во двор. Она услышала стук копыт, вскочила. Прильнула лицом к окну.Витька соскочил с коня, набросил повод на штакетину, постучал в дверь.— Кто там? — Мать не на шутку испугалась.— Я, — сказал Витька.— Витя?! — Мать трясущимися руками долго отодвигала засов и все повторяла: — Господи, да что же это?.. Господи!.. Витенька, родной ты мой-то! — Она обняла сына, прижала к себе. — Господи!.. Да ты как? А дядя Коля где?— Я один.— Оди-ин?! — От испуга мать даже запела. — Да ты что? Да как же? Да говори ты скорей, Господи!.. Не случилось ли чего с вами дорогой-то?!— Нет. — Витька прошел в комнату, дождался, когда мать включит свет. Огляделся — искал, видно, признаки присутствия в доме чужого человека.Мать во все глаза смотрела на сына.— Да что случилось-то, Витька?!— Ничего. — Витька присел на краешек кровати, долго молчал. И мать молчала, смотрела на Витьку… Какой-то он был странный, повзрослевший, что ли.— Мам… — Голос у Витьки чуть дрогнул. — Ты… замуж-то не выходи. Не надо. Я теперь послушный буду. Учиться… ладно уж — хорошо буду. Мне только захотеть — я сумею… — Витька говорил негромко, с трудом. Смотрел куда-то в сторону.Мать вспыхнула горячим румянцем, посмеялась — совсем некстати…Заговорила торопливо, фальшиво как-то — она что-то вдруг растерялась.— Да тебе кто сказал, что я замуж-то выхожу? Во!.. Ты откуда взял-то? Ты что?— Пойду коня расседлаю, — сказал Витька.Когда он вышел, мать скоро натянула платьишко, покружилась по комнате, не зная, что сделать, потом села к столу и заплакала. Плакала и сама не понимала отчего: от радости ли, что сын помаленьку становится мужчиной, от горя ли, что жизнь, кажется, так и пройдет… так и пройдет теперь.Когда Витька вошел, она еще плакала.Витька сел напротив матери… Неловко, бережно тронул ее по волосам — погладил.— Не надо, мам.— Я ничего, сынок. Я — так. Чаю хочешь?— Я насовсем приехал…— Ну и хорошо! Это хорошо, сынок. Я бы в субботу сама за тобой приехала. Плохо мне без тебя… Не могу.…Когда Витька засыпал уже в своей маленькой горенке, в своей родной кровати, он слышал неясно: приехал дядя Коля. Обрывки разговора слышал.— Да уж вижу, вижу — конь-то стоит. Отлегло от сердца… Чуток не рехнулся, ей-Богу, — гудел дядя Коля. — Ладно бы свой… А тут — вдвойне…— Утром… не рассвело хорошо, слышу: стук — воротца стукнули…— Да, главное, пришел домой, разделся, лег уж — я-то! Ну, спит, думаю. И мои — тоже — не хватились. А потом вспомнил: а чего же конь-то не заржал? А он у меня всегда: как прихожу откуда ночью, потихоньку всегда заржет. Соскочил да в сарай — нет коня…— Я-то думала: вы вместе ехали-то. Думаю, задержался где…— Думали, думали, — сказал полусонный Витька. — Я думал, ты думал, он думал… Мы думали.Потом, совсем уж сквозь сон, едва-едва — слышал:— Да почему? Почему? Ты можешь толком мне объяснить?— Не могу. Сама толком не знаю: не лежит душа, и все. Хоть ты что! Сама себя уговаривала, убеждала — не могу. Лучше век одна буду жить, только… Нет! Нет, нет и нет!— Во! — удивился дядя Коля. — Это даже суметь надо — так опротиветь за короткий срок. Чем уж он так насолил-то?— Да, наоборот, все хорошо. Ни одного грубого слова… Нет, все хорошо. Только — нет, и все тут.— Ну, на нет и суда нет. Насильно мил не будешь, не зря говорят. Ладно… Я думал, у вас выйдет что-нибудь… Ладно…Дальше Витька не слышал. Заснул.
Проснувшись, Витька маленько поперебирал свое хозяйство: бильярдные шары, подковы, покрышку футбольного мяча, лампочку от автомобильной фары, зеркальце автомобильное… Все было на месте.В прихожей комнате, на столе, лежала записка:«Витя! Я поехала на базар. Поешь молоко и хлеб. Все в шкафу, скоро приду».Витька открыл шкаф… Но есть не хотелось… Он вышел из дому.Пошел к Юрке.Старик и Юрка были дома. Очень обрадовались, увидев Витьку.— О!.. Кто к нам пришел-то!— Витька?.. Эгей! — смешно обрадовался старик. — На побывку, что ли?— Совсем, — сказал Витька.— Совсем? — удивился Юрка.— Совсем. — Витька тоже был очень рад. Но он радость свою никогда особо-то не показывал. — Чего делаете?— Чего делаем? — переспросил старик. — Мы тут, брат Витька, с разных сторон жизнь окружаем: я — сзади, он — спереду. Я себе гроб вот строгаю, вроде того, что досвиданькаюсь с ей, с жизней-то, а Юрка в лоб ей метит — переделать норовит. — Старик и правда строгал какие-то доски, но вид у него был вовсе не печальный. — Вот чем мы тут занимаемся, Витька.Витька посмотрел на Юрку: правда ли, мол, что гроб-то?! Юрка кивнул, что правда.— Я уж тут убеждал, убеждал его — бесполезно, — сказал он.— Нет, тут вы меня не убедите. В своем гробике буду лежать… Своими руками сделанный.— Во дает! — сказал Витька.— Я ее, каждую тесиночку-то, с лаской обделаю, аккуратно… Как жених в ем буду лежать!— Да зачем?! — загорячился было Юрка. — Что за… дикость такая?— Это не дикость. Какая дикость? У нас в деревне все старики так: кто мог, завсегда сам себе гроб делал. Что я, не знаю, какой мне гроб сделают? Тяп-ляп — и готово. Лежи потом… в хреновом гробу. Там сук вылезет, там трещина… На кой мне это надо? Я лучше сам… все тут по-людски сделаю.— А что, заболел, что ли?— Ничего подобного. С пенсии — опять заболею. А так — ни одно ребрушко еще не ноет. А гроб… Сделаю — пусть стоит, места-то не простоит. Вот так, ребятушки, так, орелики мои… Ничего тут удивительного нет: все помрем! Я уж, слава Богу, пожил. Да ишо поживем! Пенсия вон скоро… масла опять купим в магазине… — Старик искренне засмеялся. — По Юркиному учению — это масло. Потом хворать полезу на печку…— Вот логика! — сказал Юрка, тоже улыбаясь. — Железная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16