— А ты посмеивайся надо мной, — посоветовал Пашка. — Вроде бы я — дурачок. А с дурачка взятки гладки.
— Ну а как она-то? Как думаешь? Может, возьмет потом да скажет: «Вы что?»
— О-о, мне эти фраера! — изумился Пашка. — Да ты видишь, она с тебя глаз не спускает.
— Ты хаханьки тут не разводи! — разозлился Кондрат. — Тебя дело спрашивают.
— А что ты спрашиваешь, я никак не пойму?
— Вот мы ей счас скажем, что… это… ну, мол, согласная? А она возьмет да скажет: «Вы что». Она же сказала тебе, что, мол, ты что, Павел, когда это я замуж собиралась?
— О-о, — застонал Пашка, — о наивняк! Ты же совсем не знаешь женщин! Женщины — это сплошной кошмар. Давай, быстро хлопнули, потом, пока она выгоняет свиней, я тебе прочитаю лекцию про женщин.
— Хватит «хлопать», а то нахлопаешься.
— Начнем со свиней, — заговорил Пашка, встал из-за стола и стал прохаживаться по избе — ему так легче было подыскивать нужные слова. — Вот она сейчас побежала выгонять свиней. Так?
— Ну.
— Вопрос: каких свиней?
— Не выпендривайся, Пашка.
— Нет, нет, каких свиней?
— Ну… обыкновенных… белых. Грязные они бывают… Пошел ты к черту! Дурака ломает тут…
— Стопинг! Мы пришли к главному: она побежала выгонять свиней, а… что?
— Что?
— Вопрос: она побежала…
— Тьфу! Трепач! Пирамидон проклятый!
— Внимание! Женщина побежала выгонять свиней из огорода, а никаких свиней нету! — Пашка торжественно поднял руку. — Что и требовалось доказать. Она притворилась, что в огороде свиньи. Значит, она притворилась, когда сказала: «Что ты, Паша, я не собираюсь замуж». Потому что она мне самому говорила: «Найди, — мол, — какого-нибудь пожилого». А когда я, как жельтмен, привез ей пожилого, она начинает ломаться, потому что она — женщина, хоть и старая. Женщина — это стартер: когда-нибудь да подведет.
— Ни хрена ты сам не знаешь — трепешься только.
— Я? Не знаю?
— Не знаешь.
— Я женский вопрос специально изучал, если хочешь знать. Когда в армии возил генерала, я спер у него из библиотеки книгу: «Мужчина и женщина». И там есть целая глава: «Отношения полов среди отдельных наций». И там написано, что даже индусы, например…
Вошла Анисья. Пожаловалась:
— Ограда вся прохудилась — свиньи так и прут, так и прут в огород. Наказание Господнее.
Пашка перестал ходить, постоял, подумал, что-то решил.
— Тетка Анисья…
— Аиньки, Паша.
— Выйдем с тобой на пару слов…
— Хе-хе, — посмеялась Анисья, — чудной ты парень, ей-Богу. Ну пойдем, пойдем…
Вышли. Несколько минут их не было. Кондрат сидел неподвижно за столом, смотрел в одну точку. Вошел Пашка.
— Дядя Кондрат, мы в полном порядке. Первое: она, конечно, согласная. Хороший, говорит, мужик, сразу видно. Второе: я сейчас поеду, а вы останетесь тут… Потолкуйте. В совхозе я скажу, что ты стал на дороге — подшипники меняешь. К вечеру, мол, будет. Вечером ты приедешь. Третье: налей мне семьдесят пять грамм, и я поеду.
— Ты ничего тут не… это… не придумал? — спросил Кондрат.
— Нет, нет.
— Что-то мне… страшновато, Павел, — признался Кондрат. — Войдет, а чего я ей скажу?
— Она сама чего-нибудь скажет. Наливай ноль семьдесят пять килограмма…
— Пить хватит — поедешь.
Пашка подумал и согласился.
— Правильно. Мы лучше в совхозе наверстаем.
— Боязно мне, Пашка, — опять сказал Кондрат, — не по себе как-то.
— В общем, я поехал. Гудбай! — Пашка решительно вышел.
Через минуту вошла Анисья с тарелкой соленых помидоров.
— Ведро-то какое стоит! Благодать Господня! — заговорила она.
— Да-а, — согласился Кондрат. — Погода прямо как на заказ.

На хмелесовхозе, куда приехал Пашка, он сперва потрепался с бабами, собиравшими хмель… Потом нашел директора.
— А где другой? — спросил тот, заглянув в Пашкину путевку.
— У него подшипники поплавились — меняет, — сказал Пашка.
— А ты шибко устал?
— Нет. А что?
— Надо бы поехать на нефтебазу — горючее получить. Я свои машины все раскидал, а у нас горючее кончается…
— Сфотографировано, — сказал Пашка.
— Что? — не понял директор.
— Будет сделано.

День был тусклый, теплый. Дороги раскисли после дождя, колеса то и дело буксовали. Пашка, пока доехал до хранилища, порядком умаялся.
Бензохранилище — целый городок, строгий, стройный, однообразный, даже красивый в своем однообразии. На площади гектара в два аккуратными рядами стоят огромные серебристо-белые цистерны — цилиндрические, квадратные.
Пашка подъехал к конторе, поставил машину рядом с другими и пошел оформлять документы.
И тут — никто потом не мог сказать, как это случилось, почему, — низенькую контору озарил вдруг яркий свет.
В конторе было человек шесть шоферов, две девушки за столами и толстый мужчина в очках (тоже сидел за столом). Он и оформлял бумаги.
Свет вспыхнул сразу. Все на мгновение ошалели. Стало тихо. Потом тишину эту, как бичом, хлестнул чей-то вскрик на улице:
— Пожар!
Шарахнули из конторы…
Горели бочки на одной из машин. Горели как-то зловеще, бесшумно, ярко.
Люди бежали от машин.
Пашка тоже побежал вместе со всеми. Только один толстый человек (тот, который оформлял бумаги), отбежав немного, остановился.
— Давайте брезент! Э-э!.. — заорал он. — Куда вы?! Успеем же!.. Э-э!
— Бежи — сейчас рванет! Бежи, дура толстая! — крикнул кто-то из шоферов.
Несколько человек остановились. Остановился и Пашка.
— Сча-ас… Ох и будет! — послышался сзади чей-то голос.
— Добра пропадет сколько! — ответил другой.
Кто-то заматерился. Все ждали.
— Давайте брезент! — непонятно кому кричал толстый мужчина, но сам не двигался с места.
— Уходи! — опять крикнули ему. — Вот ишак. Что тут брезентом сделаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13