– Если ты сидишь, то и все должны сидеть? Не пройдет у вас, дядя Илья, эта сидячая агитация! Я присоединяюсь к требованию ведущего: надо что-то делать. – И она еще раз сказала звонко и убедительно: – Надо что-то делать!
Все задумались.
А Илья нахмурился.
– Какая-то "сидячая агитация",– проворчал он.– Выдумывает чего ни попадя. Какая агитация?
– Да такая самая! – вскинулся на него Обломов.– Сидячая, тебе сказали. "Ка-ка-ая". Помолчи, пожалуйста. Надо, конечно, что-то делать, друзья. Надо только понять: что делать-то?
– И все же я требую удовлетворения! – вспомнил свою обиду Лишний.– Я вызываю этого горлопана (к Илье) на дуэль.
– Сядь! – крикнул Конторский на Лишнего. – Дело делать или дуэлями заниматься? Хватит дурака валять. И так уж ухлопали сколько... Дело надо делать, а не бегать по лесам с пистолетами.
Тут все взволновались, зашумели одобрительно.
– Я бы вообще запретил эти дуэли! – крикнул бледный Ленский.
– Трус,– сказал ему Онегин.
– Кто трус?
– Ты трус.
–А ты– лодырь. Шулер. Развратник. Циник.
– А пошли на Волгу! – крикнул вдруг какой-то гулевой атаман.– Сарынь на кичку!
– Сядь! – обозлился Конторский.– А то я те покажу "сарынь". Задвину за шкаф вон – поорёшь там. Еще раз спрашиваю: что будем делать?
– Иди ко мне, Атаман,– позвал Илья казака.– Чего-то скажу.
– Предупреждаю,– сказал Конторский,– если затеете какую-нибудь свару... вам головы не сносить. Тоже мне, понимаешь, самородки.
– Сказать ничего нельзя! – горько возмутился Илья.– Чего вы?! Собаки какие-то, истинный бог: как ни скажешь – все не так.
– Только не делайте, пожалуйста, вид,– с презрением молвил Онегин, обращаясь к Илье и к казаку,– что только вы одни из народа. Мы тоже – народ.
– Счас они будут рубахи на груди рвать,– молвил некий мелкий персонаж вроде гоголевского Акакия Акакиевича.– Рукава будут жевать...
– Да зачем же мне рукава жевать? – искренне спросил казачий атаман.– Я тебя на одну ладошку посажу, а другой прихлопну.
– Все – междоусобица,– грустно сказал Лишний.– Ничего теперь вообще не сделаем. Вдобавок еще и пропадем.
– Айда на Волгу! – кликнул опять Атаман.– Хоть погуляем.
– Сиди,– сердито сказал Обломов.– Гуляка... Все бы гулять, все бы им гулять! Дело надо делать, а не гулять.
– А-а-а,– вдруг зловеще тихо протянул Атаман,– вот кохо я искал-то всю жнзню. Вот кохо мне надоть-то...– И потащил из ножен саблю.– Вот кому я счас кровя-то пущу...
Все повскакали с мест...
Акакий Акакиевич птицей взлетел на свою полку, Бедная Лиза присела в ужасе и закрылась сарафаном... Онегин судорожно заряжал со ствола дуэльный пистолет, а Илья Муромец смеялся и говорил:
– О-о, забегали?! Забегали, черти драповые?! Забегали!
Обломов загородился от казака стулом и кричал ему, надрываясь:
– Да ты спроси историков литературы! Ты спроси!.. Я же хороший был! Я только лодырь беспросветный... Но я же безвредный!
– А вот похлядим,– говорил Казак,– похляди-им, какой ты хороший: хороших моя сабля не секёть.
Конторский сунулся было к Казаку, тот замахнулся на него, и Конторский отскочил.
– Бей, казаче! – гаркнул Илья.– Цеди кровь поганую!
И бог знает, что тут было бы, если бы не Акакий Акакиевич. Посреди всеобщей сумятицы он вдруг вскочил и крикнул:
– Закрыто на учет!
И все замерли... Опомнились. Казак спрятал саблю, Обломов вытер лицо платком, Лиза встала и стыдливо оправила сарафан.
– Азия,– тихо и горько сказал Конторский.– Разве можно тут что-нибудь сделать! Спасибо, Акакий. Мне как-то в голову не пришло – закрыть на учет.
– Илья, у тя вина нету? – спросил Казак Муромца.
– Откуда? – откликнулся тот.– Я же не пью.
– Тяжко на душе,– молвил Казак.– Маяться буду...
–А нечего тут... размахался, понимаешь,– сказал Конторский.– Продолжим. Лиза, ты чего-то хотела сказать...
– Я предлагаю отправить Ивана-дурака к Мудрецу за справкой,– сказала Лиза звонко и убежденно.– Если он к третьим петухам не принесет справку, пускай... я не знаю... пускай убирается от нас.
– Куда же ему? – спросил Илья грустно.





– Пускай идет в букинистический! – жестко отрезала Лиза.
– О-о, не крутенько ли? – усомнился кто-то.
– Не крутенько,– тоже жестко сказал Конторский.– Нисколько. Только так. Иван...
– Аиньки! – откликнулся Иван. И встал.
– Иди.
Иван посмотрел на Илью.
Илья нагнул голову и промолчал. И Казак тоже промолчал, только мучительно сморщился и поискал глазами на полках и на столе,– все, видно, искал вино.
– Иди, Ванька,– тихо сказал Илья.– Ничего не сделаешь. Надо идти. Вишь, какие они все... ученые. Иди и помни: в огне тебе не гореть, в воде не тонуть... За остальное не ручаюсь.
– Хошь мою саблю? – предложил Казак Ивану.
– Зачем она мне? – откликнулся тот.
– Иван,– заговорил Илья,– иди смело – я буду про тебя думать. Где тебя пристигнет беда... Где тебя задумают погубить, я крикну: "Ванька, смотри!"
– Как ты узнаешь, шо ехо пристихла беда? – спросил Казак.
– Я узнаю. Сердцем учую. А ты мой голос услышишь.
Иван вышел на середину библиотеки, поклонился всем поясным поклоном... Подтянул потуже армячишко и пошел к двери.
– Не поминайте лихом, если где пропаду,– сказал с порога.
– Господь с тобой,– молвил Обломов.– Может, не пропадешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17