– Что ты? Эка, как тебя сграбастало. Чего ты?
– Эх-х!..– сокрушался Иван. И даже заплакал.– Сколько же я на душу взял... за один-то поход! Как же мне тяжко!..
– Ну, ну... Не казнись, не надо. Что теперь сделаешь? Надо терпеть, милок.
Тут вышел из ворот Изящный черт и обратился ко всем.
– Мужички,– сказал он,– есть халтура! Кто хочет заработать?
– Ну? А чего такое? – зашевелились монахи.– Чего надо-то?
– У вас там портреты висят... в несколько рядов...
– Иконы.
– А?
– Святые наши, какие портреты?
– Их надо переписать: они устарели.
Монахи опешили.
– И кого же заместо их писать? – тихо спросил самый старый монах.
– Нас.
Теперь уж все смолкли. И долго молчали.
– Гром небесный,– сказал старик монах.– Вот она, кара-то.
– Ну? – торопил Изящный черт.– Есть мастера? Заплатим прилично... Все равно ведь без дела сидите.
– Бей их! – закричал вдруг один монах. И несколько человек вскочило... И кинулись на черта, но тот быстро вбежал в ворота, за стражника. А к стражнику в момент подстроились другие черти н выставили вперед пики. Монахи остановились.
– Какие вы все же... грубые, – сказал им Изящный черт из-за частокола.– Невоспитанные. Воспитывать да воспитывать вас... Дикари. Пошехонь. Ничего, мы за вас теперь возьмемся.– И он ушел. И только он ушел, в глубине монастыря опять грянула музыка... И послышался звонкий перестук копыт по булыжнику – черти били на площади массовую чечетку. Иван взялся за голову и пошел прочь.


***

Ш ел он по лесу, а его все преследовала, догоняла, стегала окаянная музыка, чертячий пляс. Шел Иван и плакал-так горько было на душе, так мерзко. Сел он на ту же поваленную лесину, на какой сидел в прошлый раз. Сел и задумался. Сзади подошел Медведь и тоже присел.
– Ну, сходил? – спросил он.
– Сходил,– откликнулся Иван.– Лучше бы не ходил...
– Что? Не дали справку?
Иван только рукой махнул, не стал говорить – больно было говорить.
Медведь прислушался к далекой музыке... И все понял без слов.
– Эти...– сказал он.– Все пляшут?
– Где пляшут-то? В монастыре пляшут-то!
– Ох, мать честная!-изумился Медведь.-Прошли?
– Прошли.
– Ну, все,– сказал Медведь обреченно,– надо уходить. Я так и знал, что пройдут.
Они помолчали.
– Слушай,– заговорил Медведь,– ты там ближе к городу... Какие условия в цирке?
– Вроде ничего... Я, правда, не шибко знаю, но так, слышно, ничего.
– Как насчет питания, интересно... Сколькиразовое?
– Шут его знает. Хочешь в цирк?
– Ну, а что делать-то? Хочешь не хочешь – пойдешь. Куда больше?
– Да– вздохнул Иван.– Дела.
– Сильно безобразничают? – спросил Медведь, закуривая.– Эти-то?
– А что же... смотреть, что ли, будут!
– Это уж... не для того старались. Погарцуют теперь. Тьфу, в душу мать-то совсем!..– Медведь закашлялся. Долго с хрипом кашлял.– Еще откажут вот... цирке-то – собрался. Забракуют. Легкие как тряпка: стали. Бывало, пробку вышибал – с оглоблю толщиной вылетала, а давеча за коровой погнался... кхо, кхо, кхох... с версту пробежал и язык высунул. А там небось тяжести надо подымать.
– Там надо на задних лапах ходить,– сказал Иван.
– Зачем? – не понял Медведь.
– Да что же ты, не знаешь, что ли? Тех и кормят, кто на задних лапах умеет. Любая собака знает...
– Да какой интерес-то?
– Это уж я не знаю.
Медведь задумался. Долго молчал.
– Ну и ну,– сказал.
– У тебя семья-то сеть? – поинтересовался Иван.
– Где!..– горько, с отчаянием воскликнул Михаиле Иваныч.– Разогнал. Напился, начал буянить-то – они все разбежались. Где теперь, сам не знаю.– Он еще помолчал. И вдруг встал и рявкнул: – Ну, курва! Напьюсь водки, возьму оглоблю и пойду крушить монастырь!



– Зачем же монастырь-то? – Они же там!
– Нет, Михаило Иваныч... не надо. Да ты и не попадешь туда.
Михаиле Иваныч сел и трясущимися лапами стал закуривать.
– Ты не пьешь?-спросил.
– Нет
– Зря,– зло сказал Михаиле Иваныч.– Легче становится. Хошь, научу?
– Нет,– решительно сказал Иван.– Я пробовал – она горькая.
– Кто?
– Водка-то.
Михаиле Иваныч оглушительно захохотал... И хлопнул Ивана по плечу.
– Эх, дите ты, дите!.. Чистое дите, ей-богу. А то научу?
– Нет.– Иван поднялся с лесины.– Пойду: время осталось с гулькин нос. Прощай.
– Прощай,– сказал Медведь.
И они разошлись в разные стороны.


***

И пришел Иван к избушке Бабы-Яги. И хотел уж было мимо протопать, как услышал – зовут:
– Иванушка, а Иванушка! Что ж мимо-то?
Оглянулся Иван – никого.
– Да здесь я,– опять голос,– в сортире!
Видит Иван – сортир, а на двери – замок пудовый. И голос-то – оттуда, из сортира.
– Кто там? – спросил Иван.
– Да я это, дочка Бабы-Яги... усатая-то, помнишь?
– Помню, как же. А чего ты там? Кто тебя?
– Выручи меня отсюда, Иванушка... Открой замок. На крылечке, под половиком, ключ, возьми его и открой. Потом расскажу все.
Иван нашел ключ, открыл замок. Усатая дочь Бабы-Яги выскочила из сортира и стала шипеть и плеваться.
– Вот как нынче с невестами-то!.. Ну, змей!.. Я тебе этого не прощу, я тебе устрою...
– Это Горыныч тебя туда законопатил?
– Горыныч... Тьфу, змей! Ладно, ладно... чердак в кубе, я тебе тоже придумаю гауптвахту, гад.
– За что он тебя? – спросил Иван.
– Спроси у него! Воспитывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17