– Я сам не очень уважаю всякие эти курорты, приходится – из-за супруги вон.
– Из-за детей,– уточнила супруга.
– Из-за детей, да. Мама, у нас есть чего-нибудь выпить?
– Тебе не нужно больше идти?
– Нужно, но – ехать. И далеко. Пока доеду, из меня вся эта, так сказать, дурь выйдет. Давай! Не возражаете?
– Нет.
– Давай, мать! Нет, отдохнете здесь славно, ручаюсь. У нас хорошо.
– Не ручайся, Коля, человеку, может, не понравится.
– Понравится!
– Вы здешний? – спросил приезжий хозяина.
– Здешний. Не из этого села, правда, но здесь – из этих краев. А где Ольга?
– На реке.
– Что же она – к обеду-то?
– А то ты не знаешь Ольгу! Набрала с собой кучу книг… Да придет, куда она денется.
– Старшая,– пояснил хозяин.– Грызет гранит науки. Уважаю теперешнюю молодежь, честное слово. Ваше здоровье!
– Спасибо.
– Мы ведь как учились?.. Кхах! Мамочка, у тебя где-то груздочки были.
– Ты же не любишь в маринаде.
– Я – нет, а вот Игорь Александрович попробует. Местного, так сказать, производства. Попробуйте. Головой понимаю, что это, должно быть, вкусно, а – что сделаешь? – не принимает душа маринад. В деревне вырос – давай все соленое. Подай, мама.
– Так что там – про молодежь?
– Молодежь? Да… Вот ругают их-такие-сякие, нехорошие, а мне они нравятся, честное слово. Знают много. Ведь мы как учились?.. У вас высшее?
– Высшее.
– Ну, примерно в те же годы учились, знаете, как это было: тоже – давай! давай! Двигатель внутреннего сгорания?-изучай быстрей и не прыгай больше. Пока хватит – некогда. Теперешние – это совсем другое дело. Я чувствую: старшей со мной скучно. Я, например, не знаю, что такое импрессионизм, и она, чувствую, смотрит сквозь меня…
– Выдумываешь, Николай,– встряла женщина.– У тебя – одно, у ней – другое. Заговори с ней о своих комбайнах, ей тоже скучно станет.
– Да нет, она-то как раз… Она вот тут на днях мне хоро-о-шую лекцию закатила. Просто хорошую! Про нашего брата, инженерию… Вы знаете такого – Гарина-Михайловского? Слышали?
– Слышал.
– Вот, а я, на беду свою, не слышал. Ну, и влетело. Он что, действительно, и мосты строил, и книги писал?
– Да вы небось читали, забыли только…
– Нет, она называла его книги – не читал. Вы художник?
– Что-то вроде этого. Сюда, правда, приехал пописать. Тире – отдохнуть. Мне у вас очень понравилось.
– У нас хорошо!
– У нас тоже хорошо, но у вас еще лучше.
– Вы откуда?
– Из Н-ска.
– Я там, кстати, учился.
– Нет, у вас просто здорово!
Женщина с тревогой посмотрела на гостя. Но тот как будто даже протрезвел. И на лице у него опять появилось ироническое выражение, и улыбка все чаще вспыхивала на лице – добрая, ясная.
– У нас, главное,– воздух. Мы же – пятьсот двадцать над уровнем моря,рассказывал хозяин.
– Нет, мы значительно ниже. Хотя у нас тоже неплохо. Но у вас!.. У вас очень хорошо!
– Причем учтите: здесь преобладают юго-восточные ветры, а там – никаких промышленных предприятий.
– Да нет, что там говорить! Я, правда, предпочитаю северо-восточные ветры, но юго-восточные – это великолепно, И там никаких промышленных предприятий?
– А откуда? Там же… эти…
– Нет, это великолепно! А как у вас с текущим ремонтом?
Хозяин засмеялся:
– Во-он вы куда!.. Нет, тут сложней. Могу только сказать: юго-восточные ветры на текущий ремонт влияния не оказывают. К сожалению.
– А вал? Собственно говоря, как с валом?
– Вал помаленьку проворачиваем… Скрипим тоже.
– Вот это плохо.
– Я вам так скажу, дорогой товарищ, если вы этим интересуетесь.,.
– Коля, за тобой заедут? А то будут ждать…
– Козлов заедет. Если вы уж этим заинтересовались…
– Коля, ну кому это интересно – текущий ремонт, вал?
– Но товарищ же спрашивает,
– Товарищ… просто поддерживает беседу, а ты на полном серьезе взялся… Не будет же он с тобой об импрессионистах говорить, раз ты ничего в этом не понимаешь.
– Не на одних импрессионистах мир держится.
– Не перевариваю импрессионистов,– заметил гость.– Крикливый народ. Нет, вал меня действительно очень интересует,
– Так вот, если вам это…
– Ольга идет.
Гость, если бы за ним в это время наблюдать, заволновался. Привстал было, чтобы посмотреть в окно, сел, взял вилку, повертел в руках… положил. Закурил, Взял было рюмку, посмотрел на нее, поставил на место. Уставился на дверь,
Вошла рослая, крепкая, юная женщина. Она, как видно, искупалась, и к ее влажному еще телу местами прилипло легкое ситцевое платье, и это подчеркивало, сколь сильно, крепко, здорово это тело.
– Здравствуйте! – громко сказала женщина.
– Оля, у нас гость – художник,– поспешила представить мать,– Приехал поработать, отдохнуть… Игорь Александрович,
Игорь Александрович поднялся, серьезно, пристально глядя на молодую женщину, пошел знакомиться.
– Игорь Александрович.
– Ольга Николаевна.
– Игоревна,– поправил гость.
– Игорь!.. Игорь Александрович! – воскликнула хозяйка.
– Я не поняла,– сказала Ольга.
– Твое отчество – Игоревна. Я твой отец. В сорок третьем году я был репрессирован. Тебе было… полтора года.
Ольга широко открытыми глазами смотрела на гостя… отца?
С этой минуты в большом, уютном доме Синкиных на какое-то время хозяином сделался… гость. У него появилась откуда-то твердость, трезвость, И он совсем не походил на того беспечного, ироничного, веселого, каким только что был. Долго все молчали.
– Игорь… – прерывающимся голосом, отчаянно заговорила хозяйка, – ты нашел! Ты сказал-это случайность… Нет, ты нашел! Это жестоко,
– Нашел, да. Я искал много лет. Случайность с домом… Синкина.
– Но это жестоко, Игорь, жестоко!..
– Неужели не жестоко – при живом отце… даже не позволить знать о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14