– Я тебя что, воровать посылаю?
– Да это… черт знает, сколько уж можно об этом! – Андрей захлопнул книгу, встал. – Вдолбил в голову…
– Тьфу! – Ефим сел на кровати, взбил кулаком подушку, хотел промолчать, но не вытерпел, сказал: – Я думал, тебя хоть в армии обтешут маленько – нет! Партейный, с орденом явился, а дурак дураком.
– Тц…
– Почему ты такой добродушный-то, Андрей? Для чего же ты тогда в партию вступал? Дизелистом-то без партии можно засмаливать – на здоровье.
Андрей погасил окурок, сказал чуть охрипшим голосом:
– Просто стыдно слушать, тятя. Ей-богу. Такую ахинею развел…
Ефим громко глотнул слюну.
– Я разведу сейчас ахинею!… Бичом трехколенным! – холодно вскипел он.
Андрей подошел к окну прислонился лбом к стеклу.
Молчали долго.
Ефим скрипнул кроватью, позвал:
– Нюр! Зачерпни-ка кваску там!
Нюра принесла в кружке квас.
– Тятенька, вы сейчас нисколько не правы…
– Я, конечно, не прав! – Ефим осушил кружку, вытер рукавом губы. – Конечно, везде правы вы. Научили дураков богу молиться.…
Нюра взяла у него кружку ушла в прихожую, не скрывая, что обиделась.
Ефим зазвякал пряжкой ремня, готовясь ко сну.
– Если уж пошел на такое дело, на секретарское, так просись, чтобы хоть по этой линии учиться послали, – примирительно сказал он. – Может, выйдет что. Я тебя восемь лет тоже не зазря учил… горбатился.
– Заслужу – пошлют, чего без толку проситься.
– Дятел!… Задолбил одно! – крикнул Ефим. – Что, все так и заслуживают?! Чем это Степка Воронцов так уж заслужил, что его выдвинули?
– Трудом.
– Техникум кончил, вот чем! Трудо-ом… Много ты трудом заслужишь…
– Мне надоели эти разговоры, – резко сказал Андрей. Он тоже начал терять терпение. – Поганые они какие-то. Заслужишь, не заслужишь… Да что у меня, рук-ног нету? Что я, инвалид первой степени? Ни стыда, ни совести у людей. Даже удивительно…
– А ты не удивляйся. Ты еще сопляк, чтобы на отца удивляться! Не гляди, что под потолок вымахал, так огрею, враз перестанешь удивляться! – отец наливался гневом, темнел на глазах. – Удивляться он будет!…
Андрей вышел из горницы.
– Будет по-моему. Все.
Отец резко, как будто его толкнули сзади, шагнул за сыном, нехорошо оскалился и стеганул его брюками по голове.
– Разговаривать с отцом научился, обормот!
Андрей крутнулся на месте, вытаращил на отца удивленные глаза.
– Ты что делаешь!
– Я те покажу, что я делаю! – Ефим хотел еще раз хлестнуть Андрея, но тот вырвал у него брюки, бросил их на кровать.
Стояли, смотрели друг на друга горящими глазами.
– Зря ты так, – сказал Андрей и пошел из дома.
На улице прислонился к углу сеней, скрипнул зубами – обидно было и стыдно. До службы отец частенько поднимал на него руку… Но сейчас-то!
Сзади в ноги ткнулся Борзя. Андрей взял его на руки и пошел на сеновал. «Уйду к ребятам жить», – решил он. Выгреб в сухом сене удобную ложбинку, лег и устроил рядом довольного пса.
Было тихо. Только внизу под крутояром, глуховато и ровно шумела Катунь да хрумкала овсом лошадь в ограде и звякала уздой.
Вдруг за плетнем, в курятнике, шумно всхлопнули крылья и оглушительно заорал петух. Борзя вздрогнул, заворочался, лизнул Андрея в лицо и снова спокойно задышал, мягко и дробно выстукивая сердцем.
Андрей негромко засмеялся…
Утром Андрея разбудили холод и звук шагов в ограде. Борзи не было рядом.
Только что начало светать. Чистый холодный воздух легко вздрагивал от первых звуков молодого дня.
По ограде, покашливая, ходил отец, запрягал в дрожки коня. Борзя крутился около него.
Андрей вытянул занемевшие ноги, слез с сеновала. Долго отряхивался внизу.
Увидев сына, Ефим насмешливо прищурился.
– Как спалось?
Андрей тряхнул головой, ответил:
– Ничего… Холодно малость.
Отец захомутал рослого мерина, попятил в оглобли.
– Ну-ка, дьявол, ну-у… – гудел он, заворачивая сильной рукой лошадиную морду.
Андрей глянул на него в этот момент и впервые подумал об отце, как о чужом: «Сильный он еще мужик».
– Принеси вожжи, – попросил отец.
– Где они?
– В сенях.
Андрей принес вожжи и, разбирая их, сказал негромко:
– Тять, я уйду из дома.
Ефим в это время затягивал супонь, положив широкое колено на клешню хомута. Андрей видел, как дрогнули руки отца, большие рабочие руки… Некоторое время подрожали, потом привычно захлестнули супонь петлей.
– Обиделся?
Посмотрели друг на друга… Обветренные, с трещинками губы отца мелко прыгали. Он хотел улыбнуться и не мог – не получилось. Смотрел серьезно, с горьким упреком. Андрей отвернулся, зашел с другой стороны лошади, пристегивая вожжину, сказал твердо:
– Трудно нам вместе будет. Сам видишь.
– Не пори дурочку, – сказал отец, пробуя успокоиться. – Выдумал черт-те что…
Андрей перебил его:
– Не надо, зря это все…
– Что зря?
– Уйду ведь все равно.
У отца тяжело опустились руки. Он нагнул голову и двинулся на сына – большой, страшный и жалкий.
– Уйди пока… Отойди, а то зашибу! – глухо попросил он.
Андрей отошел в сторону.
Ефим сел на край дрожек, склонился, зажав в колени руки. Его трясло. Он дышал глубоко, с хрипом. Труднее всего справлялись Любавины с гневом.
Долго молчали. Андрею жалко было отца.
– Иди сядь со мной, – сказал Ефим, не поднимая головы.
Андрей подошел, присел на край дрожек.
Ефим помолчал еще и заговорил тихо:
– Сынок… – ему трудно было говорить. – Я же тебе добра хочу, как ты не поймешь!… Ты же сознательный… Я все время думал про это: вырастет Андрей, выучу его, большим человеком станет. Ведь мы же умные – порода наша. Старший брат у тебя был умница, да и Пашка… что он, дурак, что ли? Только поздно уж ему сейчас учиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166