сесть ему или продолжать стоять? Или вообще уйти в горницу?
– Мы вот по какому делу: решили в вашей деревне школу строить. Поможете?
Емельян Спиридоныч сдвинулся наконец с места, пошел к порогу раздеваться. Макар сел, закинув ногу на ногу. Приготовился с удовольствием разговаривать.
– Школу, значит, строить? – Макар бесцеремонно рассматривал Платоныча. – Большую?
– Хорошую нужно.
– Так. А сортир там будет?
Емельян Спиридоныч гневно обернулся на сына. У Кузьмы багрово потемнел шрам. Один Платоныч сохранял спокойствие.
– Ты что, мастер по сортирам?
– Ага. Я очки вырубаю. И какие очки, ты бы знал!… – Макар говорил серьезно, даже несколько торжественно. – Не очки, а загляденье! Люди сутками сидят на них, и вставать неохота. Сидят и смеются… от радости.
Кузьма с тоской и яростью посмотрел на Платоныча. У того чуть заметно дергалось левое веко.
– Знаешь… Это интересно. Фамилию твою можно узнать? – Платоныч полез в карман за карандашом.
Макар настороженно сузил глаза:
– Зачем?
– А нам такие мастера нужны. Как фамилия?
– Ну, это ты зря, дядя… Я ж пошутил, – Макар невесело улыбнулся.
– Как фамилия?! – строго прикрикнул Платоныч.
Макар сутуло повел плечами.
– Любавин. Только не ори на меня.
– Ты чего это, борода, разоряешься? – спросил Емельян Спиридоныч. – Гляди, это тебе не старинка, – под лохматыми бровями его тускло мерцали, играя, злые глаза.
Платоныч, не оборачиваясь, резко сказал:
– В помощи вашей мы больше не нуждаемся. А за издевательство над общим делом можно спросить! – он круто повернулся и пошел к выходу.
Емельян Спиридоныч посторонился.
Кузьма, глядя на него, замедлил шаг.
– Вот именно – не старинка! Это ты правильно сказал.
– Будь здоров, сопля, – миролюбиво ответил Емельян Спиридоныч.
Кузьма, ощерив стиснутые зубы, пошел грудью на старика – длинный, тонкий, прямой и безрассудный. Боль и гнев стояли в его глазах. Но был он слаб, до смешного слаб против квадратного Емельяна Спиридоныча. Тот в молодости ломал через колено дышло от брички.
– Кузьма! – остановил его Платоныч. – Пойдем.
Когда за ними закрылась дверь, Емельян Спиридоныч подошел к Макару, наотмашь, хлестко стеганул его по лицу портянкой.
– Балабонишь много!
Макар крутнул головой, хищно оскалился… Отошел к окну. Проводил глазами отступающего от кобеля Кузьму, плюнул на крашеный пол.
– С одного раза до смерти зашиб бы… такого. А приходится молчать. Как их Колчак не угробил?!
– Меньше вякай про это! – рыкнул отец. Стащил сапог с ноги и мрачно задумался. – Они нам еще завьют горе веревочкой.
– Просидели тут в семнадцатом годе, – не то упрекнул отца Макар, не то сказал с сожалением. – Про… Сибирь.
Емельян Спиридоныч посмотрел на сына, ничего не сказал. Подумал, спросил с издевкой:
– Что же ты не шел спасать ее в переворот-то? Вон они, не так уже далеко были, партизаны-то, – забыл сгоряча Емельян Спиридоныч, что было Макару в ту пору пятнадцать-шестнадцать лет – вояка еще зеленый.
Сам же сообразил, что сказал глупость, добавил уклончиво:
– Ничо, не пропадем пока.
– Это – как сказать. Я вон стретил вчера Елизара Колокольникова, он говорит: «Передай, – говорит, – отцу, чтоб нынче в пахоту не нанимал никого». Гумага какая-то ему пришла от начальства. «Сами, – говорит, – управляйтесь».
Емельян Спиридоныч опять невесело задумался. Потом озверел вдруг:
– Ты скажи ему, чтоб он не совал нос куда не надо! А то я его вместе с гумагой энтой в Баклань спущу. Председатель… – матюкнулся и полез на печку отсыпать пропитую ночь. Не стерпел и еще подал оттуда: – Хлебушка им дай, а людей не нанимай!
– Прям стишок получился, – сострил Макар.
– А ты чего лоботрясничаешь?! – вконец обозлился Емельян Спиридоныч. – Куда выпялился?!
Макар струсил.
– В карты пойду поиграю. А чего делать-то? Коней перековал…
– Бороны надо чинить!
– Там очередь… Не дошло. А Федя еще косится на нас…
Емельян Спиридоныч отвернулся к стенке, сказал с сердцем сам себе: – Я им покошусь! Обормоты…
Макар поскорее вышмыгнул из избы; плохо дело, когда отец не знает, на ком сорвать злобушку: он всегда тяжко хворал с похмелья и ненавидел весь свет.
Когда вышли за ворота, Платоныч остановился, поджидая Кузьму.
– Неправильно делаешь, дядя Вася, – с ходу заявил Кузьма, останавливаясь.
Платоныч двинулся в переулок, к следующему дому.
– Пошли. Что неправильно?
– Форменные богачи, а ты на них с карандашиком… Напугал кого! Вообще надоело мне возиться с этой школой. Нас для чего послали?
– Иди ближе и не кричи так. Слушай меня. Неправильно делаешь ты, а не я. Помню, для чего послали. Но только напрасно ты думаешь, что к дуракам послали, – обогнули с разных сторон большую лужу, сошлись снова. – Вся деревня у нас вот где должна быть, – Платоныч протянул руку ладонью кверху. Она была маленькая, ладонь, сморщенная. – Всех надо вот так видеть. И знать. И блох не ловить – главное. А от школы я не отступлюсь. Не они, так дети ихние спасибо скажут. Так, Кузьма. Будь умнее. Не торопись.
Вечером того же дня у Егора с отцом произошел короткий разговор.
Емельян Спиридоныч только что проснулся, сидел на лавке, разогретый сном, пил с передышками квас. Блаженно кряхтел.
Егор вошел с улицы – полушубок нараспашку. Не снимая шапки, сразу начал:
– Тять, хочу жениться.
– Хм. Кого хочешь брать?
– Марью… Попову.
Емельян Спиридоныч отставил ковш. Даже не захотел повысить голос.
– Ты што, смеешься надо мной?
– Не смеюсь. Люблю девку.
– Иди кобылу мою полюби. Здоровый балда, а умишка ни на грош. Больше не подходи ко мне с таким разговором.
– Тогда сам пойду сватать, – решил Егор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166