Снимай. Давно пора. Тут на него такие телеги!.. Будто у него за шкафом
потайной кабинет, где сам первоиздатель Лыкин от жены любовниц прятал. А в
том кабинете чего только нет! Например, где, думаешь, находится твой
персональный японский компьютер?
- Чей?
- Твой. Личный, персональный. Который твоя японочка с острова Хонсю
послала тебе в подарок за то, что ты ее... - Президент делает паузу.
- Что "ее"?
- За то, что ты ее согласился взять в лечащие врачи, - смеется
Президент. - А Моргал этот компьютер зажилил - будто бы для нужд
издательства. Понял? А некий Ведмедев на него телегу. Мне. А за мой
перевернутый портрет некий Степаняк на Моргала телегу в ЦК. Сейчас
разбираются... Хочешь на его место сесть? Садись. В самом деле, почему бы
тебе не сделаться директором "Перспективы"? Чего ты еще хочешь? Любое твое
желание. Хочешь на мое место? Пожалуйста. Телегу писать не надо, сам уйду.
Делай что хочешь. Что мы все о делах? Ты мне лучше вот что скажи... Как
мужик мужику... Ты все-таки ту японочку... это... ну, это самое...
- Александр, - наставительно отвечаю я. - Ты же мальчик из
интеллигентной семьи, а еще не научился называть вещи своими именами...
И я, пристально глядя на синюю даму, произношу глагол, который в
русском языке точно обозначает то действие, которое имеет в виду
Президент. Это, конечно, хулиганство. Наверно, я все-таки впал в детство,
но я не могу удержаться, чтобы не провести мимоходом этот эксперимент и
понаблюдать смену спектра на лице строгонькой дамы. Грешен, люблю вгонять
в краску синие чулки!
- Я так и думал! - одобряет меня Президент. - Иначе, зачем бы она
дарила тебе персональный компьютер за 12 тысяч долларов? Молодец! Значит,
жив-здоров. Делай что хочешь, только будь жив-здоров! Это самое главное.
- Спасибо, Александр! Умер-шмумер, лишь бы был здоров!
Я кладу трубку и выхожу из гостиницы, чувствуя на себе восхищенный
взгляд синего чулка.

35
Пока я говорил с Президентом, закончилось затмение Марса, наползли
тучи, пошел снег, а у "ЗИМа" назрел скандал: Павлика скоро начнут бить
друзья жениха за то, что он уже успел выпросить у невесты белую гвоздичку
и, развалясь в "ЗИМе", уговаривает ее прокатиться по Кузьминкам. Невеста
что-то благосклонно отвечает Павлику в форточку, подружки хихикают в
отдалении, а фотограф побежал в ресторан за подкреплением.
- Поехали!
Оревуар, красавица! Твоя гвоздика украшает передо мной ветровое
стекло. Пьяные друзья выводят под руки из ресторана подобного себе жениха
в одной рубашке (на нем, естественно, есть и штаны, но так уж говорится:
"в одной рубашке"). Но мы уже далеко, нас уже не догнать.
- Ну и мужик ей достался... Пьянь болотная, - говорит Павлик.
- Зачем же она за него выходит?
- По расчету. Во-первых, он ее любит. Во-вторых, засиделась в девках.
В-третьих, беременная от другого, а жениху объявила, что от него.
- Да ты откуда знаешь? - поражаюсь я.
- Сама рассказала. Как на духу, за три минуты. Они любят мне
рассказывать, у меня лицо душевное. Наверно, думают, что я грехи отпускаю.
- Тут целая драма, а ты с юморком...
- Может, драма, может, нет... - вздыхает Павлик. - Обычное дело. А
моя что вытворяла? Все они... Возьмем, к примеру, вашу внучку...
- Заткнись.
- Извините.
Валит снег. Белая гвоздика поникла на ветровом стекле, как большая
снежинка. Мы опять проезжаем мимо трансформаторной будки. От нее наверх к
Дому ученых тянутся пушистые заснеженные провода. Я подмигиваю оскаленному
черепу: что, взял?
- Ехать-то куда? - уточняет Павлик.
- На кладбище.
Он думает, что я шучу. Он думает, что мы возвращаемся в Дом ученых
досматривать "Звездные войны".
- Весь день слышу: "Трифон Дормидонтович да Трифон Дормидонтович...",
а кто такой этот Трифон Дормидонтович? - спрашивает он.
- Ты лучше смотри на дорогу и не думай о всякой чепухе, а то
куда-нибудь врежемся.
"ЗИМ" буксует и тяжело взбирается на подъем, гвоздика бьется о
лобовое стекло, как птичка.
- Останови здесь, - командую я, когда мы проезжаем мимо мемориальной
арки.
Павлик не понимает.
- Останови, я скоро вернусь, - я вылезаю из машины и выдергиваю
гвоздичку из-под правого дворника. - А насчет Трифона Дормидонтовича
спроси у Чернолуцкого. Это был его лучший друг. Спроси, он тебе расскажет.
- Куда вы, Юрий Васильевич?! - кричит Павлик. - При чем тут Трифон
Дормидонтович? Это же кладбище!
- Оно мне и нужно, - бурчу я. - Ты не кричи, не кричи... Тут все
спят, разбудишь.
Я направляюсь к арке. Свежий снежок хрустит под ногами. Ночью ворота
заперты, зато калитка открыта, а за калиткой начинается такая темнотища,
хоть глаз выколи. Но идти мне недалеко, привычно, моя могила находится
прямо у входа, найду наощупь.
Калитка скр-рипит, а Павлик, чертыхаясь, ищет в "ЗИМе" карманный
фонарик. Находит и устремляется за мной. Зря он так за меня беспокоится -
в моем возрасте на кладбище не страшно. Тем более, что у моей могилы
кто-то стоит и освещает плиту лучом фонарика. В луче мечутся снежинки и не
могут из него выскочить. Кого это сюда занесло?
Мне в самом деле не страшно, но хорошо, что Павлик рядом. Он освещает
лицо этого человека, а тот в ответ освещает нас. Лучи скрещиваются. Свет
бьет в глаза, но я успеваю заметить у оградки еще две тени.
- Все понятно? - спрашиваю я Павлика. - Садись в машину, мы скоро.
Фонарик оставь.
Успокоенный Павлик возвращается к "ЗИМу", а я с лучом света в руке
подхожу к оградке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55