Летом и трубу снесут.
Впрочем, кроме трубы, от нашей лаборатории осталось мемориальное кладбище,
а на кладбище - восемнадцать невинных душ, захороненных в свинцовых
гробах. Там все... и моя жена, и Танькина мама, и Танькин отец. Беда! Беда
состоит в том, что любую защиту от чего бы то ни было всегда создают
беззащитные люди, и эта защита становится защитой для других людей, но не
для самих создателей защиты.
Беда.
С мыслями о том, как давно это было, уже проехали трубу, а там, за
новым универсамом - гостиница. В универсаме выбросили что-то заморское,
собралась приличная очередь, которую Татьяна высокомерно не замечает,
чтобы не компрометировать себя перед Космонавтом, хотя ей очень хочется
знать "что дают?"
- Валенки продают, - удивляется Космонавт. - Давно не видел валенок.
- Белые, - подтверждает Павлик. Он все время какой-то задумчивый.
Татьяну осеняет:
- Дед, тебе надо купить валенки!
- С галошами, - соглашаюсь я.
Проезжаем мимо громадной афиши о предстоящих "Звездных войнах" со
вступительной лекцией известного кинокритика Степаняка-Енисейского.
Вот и гостиница.
Ее фасад украшает чеканный алюминиевый герб города Кузьминок: ладонь
и ядерный клубок с химически безграмотными электронными орбитами. Рисуют,
сами не знают что! Судя по орбитам, на гербе изображен атом лития, но из
лития цепной реакции никак не получится - это Я вам говорю. Впрочем, на
этом фасаде во все времена висело много всякого вранья - и мелкого, и
фундаментального. Подозреваю, что после моей смерти у местных властей
опять не выдержат нервы, и они опять изувечат фасад, увековечив мою
персону гранитной мемориальной доской. Изувечат, увековечив. А потом не
будут знать, как объяснить интуристам, почему академик Невеселов столько
лет после войны жил в кузьминкинской гостинице и простуживал поясницу в
дворовом дырявом клозете, хотя имел в Москве утепленный туалет с
комфортабельным унитазом. Да так и не смогут объяснить, зачем на
знаменитой сессии ВАСХНИЛ я в коридоре около урны привселюдно показал
академику Пэ огромную дулю и, не возвращаясь в московскую квартиру,
удалился в Кузьминки в добровольную ссылку. Признаться, я ожидал
немедленного ареста, но всесильный сателлит народного академика Эл
почему-то промедлил... возможно, последний оставшийся и предъявленный ему
в пользу генетики научный аргумент из трех пальцев ошеломил его и заставил
задуматься.
Ошеломил?.. Вряд ли.
Заставил задуматься?.. Нет, невозможно.
Наверно, все-таки дело в том, что я не состоял в ихнем ведомстве, а
работал на стыках сразу нескольких державных интересов. Для моего ареста
им сначала нужно было вычислить мои связи и связи моих покровителей - а
это время. Так или иначе, но академик Пэ промедлил, а академик Эн, как тот
артиллерийский командир, обругав меня последними словами, успел позвонить
кому следует и объяснить: что, мол, с дурака возьмешь!
С тех пор в генетику я не возвращался и эликсира молодости не
выдумал. Очень жаль. Жена возила гостиничные квитанции в Академию наук,
тамошняя бухгалтерия скрипела, но оплачивала... Не объяснять же все это
интуристам? Наши-то, конечно, поймут.
Старое крыло гостиницы с моей комнатой сохранилось до сих пор. Под
ней растет голубая ель - это я ее посадил. Форточка в моем кабинете
открыта. Сейчас из нее вылетит мой ангел-хранитель, волнистый попугайчик
Леша и, гавкая на ходу: "Гав, гав, гав!", отправится к экспериментальному
реактору дразнить сторожевых псов, а потом в гости к воробьям на старый
хлебозавод. Воробьи его не обижали и принимали за своего, потому что он
умел чирикать. Надеюсь, он соблазнял молоденьких воробьих.
С тех пор здесь изменилось немногое. Гостиницу продлили в длину,
пристроили ресторан, а у входа посадили вторую елку. Только что рядом с
ней совершил посадку тот самый вертолет, который обогнал нас у въезда в
Кузьминки. Вертолетчики сейчас обедают в ресторане, а потом отправятся
смотреть "Звездные войны".
Космонавт надевает китель.
Татьяна отдает Космонавту наган... Не мне. Она думает, что это его
наган. Ее рука задерживается в его руке... Тэк-с...
От вертолета к нам торопится Владислав Николаевич Бессмертный,
который вроде бы должен сейчас подлетать к московской больнице. Значит,
передумал, вернулся. В своей короткой искусственной шубе он похож на
пугало - старая шуба на палке. Он причитает:
- Что с вами случилось, что с вами случилось? Я так волновался, я так
волновался!
Все, приехали.

25
Выбираемся из "ЗИМа", и, пока Владислав Николаевич объясняет Татьяне,
"как он переволновался", я тихо, но решительно требую у марсианина:
- Наган!
Космонавт, поколебавшись, отдает мне наган. Я прячу наган в пальто.
- Патроны!
- Я их выбросил, - отвечает Космонавт. - Я же предупредил: пока я с
вами, умереть не дам.
Что ему ответить? Я делаю вид, что очень недоволен, хотя я ловко его
провел: во-первых, у меня в запасе последний патрончик; а во-вторых,
насчет "умереть не дам" - это дело можно прекрасно обделать и без всяких
наганов.
Татьяна в генеральской шинели уходит в гостиницу с моим паспортом
устраивать меня в мою старую комнату, Владислав Николаевич, как хвост,
плетется за ней, а марсианин опять заглядывает мне в глаза.
- Умойтесь снегом, - советует он.
Моя левая щека сладка от торта, на правой горит царапина от
генеральского погона, а борода пахнет рыбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55