За годы пребывания
на своем посту он проникся жгучей неприязнью к ученым и инженерам, кому он
был обязан всеми минусами своего положения, и не упускал случая проявить
ее.
Он посмотрел на часы. Доктор Раш, старший научный консультант
министерства обороны, позвонил, прося принять его, и должен был вот-вот
приехать. При мысли, что ему в конце рабочего дня придется терпеть
жиденький голосок этого карлика, его наставительный тон, нервы генерала
Эбрема, и без того натянутые, зазвенели как провода в бурю. Когда он
услышал, что наружная дверь его кабинета открылась, он хмуро наклонился
над столом, готовый размозжить ученого силой своей ненависти.
- Добрый день, генерал, - сказал доктор Раш, входя. - Очень любезно с
вашей стороны принять меня почти без предупреждения.
- Добрый день. - Эбрем впился взглядом в Раша, недоумевая, что могло
случиться. Глаза коротышки ученого горели странным огнем - то ли от
страха, то ли от облегчения, то ли от торжества. - Что нового?
- Я не совсем представляю, как вам объяснить, генерал.
Внезапно Эбрем понял, что Раш злорадствует, и его депрессия
усилилась. Наверняка они обнаружили какой-нибудь конструктивный просчет -
например, в насосе или каком-нибудь крохотном клапане - и потребуют
немедленно произвести модификацию на всех установках.
- Надеюсь, вы сумеете все-таки изложить цель вашего прихода, - мрачно
сказал Эбрем. - Иначе он утрачивает смысл.
Худое лицо Раша нервно задергалось.
- Дело не в моем умении излагать, а в вашем умении понимать. - Даже в
ярости Раш выражался с педантичной наставительностью.
- Так упростите до моего уровня, - огрызнулся Эбрем.
- Ну, хорошо. Полагаю, вы замечали метеорный дождь, который длится
уже порядочное время.
- Красивое зрелище, - ответил Эбрем с насмешкой. - И вы пришли
обсуждать его со мной.
- Косвенным образом. Вы знаете, чем вызван этот беспрецедентный
ливень?
- Если и знал, то забыл. У меня нет времени на научные пустяки.
- В таком случае я вам напомню. - К Рашу вернулось самообладание, и
почему-то это встревожило генерала. - Вне всяких сомнений сила тяготения
слабеет. Прежде Земля двигалась по орбите, которую уже давно очистила от
космического мусора, но с изменением константы тяготения орбита снова
захламляется - отчасти в результате смещения самой планеты, но, главным
образом, оттого, что воздействие на малые тела, видимо заметнее. Метеорные
дожди - это зримое доказательство, что сила тяготения...
- Тяготение! Тяготение! - взорвался Эбрем. - Мне-то какое дело до
вашего тяготения?!
- Большое, генерал. - Раш позволил себе улыбнуться сжатыми губами. -
Сила тяготения - одна из констант в расчетах, которые производятся
компьютерами в ваших ракетах, чтобы обеспечить точное попадание в цель. А
теперь эта константа уже не константа.
- Вы хотите сказать... - Эбрем умолк, осознав всю чудовищность этих
слов.
- Да, генерал. Ракеты не будут точно поражать избранную цель.
- Но ведь вы же можете сделать допуск на ваше тяготение!
- Конечно. Но это потребует времени. Ослабление прогрессирует и...
- Сколько?
Раш небрежно пожал плечами.
- Месяцев шесть. Это зависит от очень многого.
- Но я же оказываюсь в невозможном положении. Что скажет президент?
- Не решусь высказать предположение, генерал, но у вас у всех есть
одно утешение.
- Какое же?
- Все государства в мире столкнулись с этой же проблемой. Вы
тревожитесь из-за какой-то горсти ракет ближнего действия, так подумайте,
каково сейчас русским, американцам и прочим? - Раш говорил теперь с
мечтательно-философской небрежностью, которая разъярила Эбрема.
- Ну, а вы, доктор Раш? - сказал он. - Разве вы сами не тревожитесь?
- Тревожусь, генерал? - Раш посмотрел в окно, где пустыня плавилась в
нарастающей жаре. - Если у вас найдется время послушать, я объясню вам,
как научные пустяки - ваше выражение, генерал - определят будущей
человечества.
Он заговорил жиденьким монотонным странно печальным голосом.
И слушая, генерал Эбрем впервые по-настоящему понял, что такое
страх...

На Риджуэй-стрит в любую ясную ночь на верхнем этаже самого высокого
дома можно было увидеть открытое окно. Особенно, если светила луна.
Припоздавшие прохожие иногда замечали в черном прямоугольнике бледное
движущееся пятно и соображали, что за ними опять подглядывает Уилли
Льюкас. А прыщавое обросшее каким-то пухом лицо Уилли искажала паника, и
он отпрыгивал от окна, боясь, что его увидят.
Соседи напротив приходили к выводу, что Уилли старается заглянуть к
ним в спальни, жаловались его брату, и ему попадало. Но Уилли не
интересовали узкогубые тусклоглазые домохозяйки Риджуэй-стрит - как и
неведомые красавицы, которые порой являлись ему во сне.
Просто Уилли любил смотреть на затихший городок, когда все остальные
спали. В течение этих бесценных часов они словно умирали, оставляя его в
покое, и некому было кричать на него, смотреть с сердитым раздражением...
Когда начали падать первые метеоры, Уилли был на своем посту - на
верхнем этаже узкого высокого здания. Дрожа от волнения, он схватил
старенький перламутровый театральный бинокль, украденный из лавки
старьевщика Куни на углу, и навел его на темную чашу небес. Всякий раз,
когда он видел сверкающий метеор, который в расстроенном бинокле казался
радужным, в его мозгу начинали копошиться бесформенные пугающие мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47