Ведь мы сами постепенно засоряем землю своим прошлым.
Во всяком случае, как когда-то, встреча с ним сама по себе была malum
omen, предвестием несчастья. Я понимал, что надо срочно смываться. Но он
уже на всю набережную оповестил, что встретил старого товарища; пихая
меня локтями, похлопывая по спине, он буквально толкал меня к своему
гостеприимному дому. Люди недоуменно оглядывались, не понимая, что перед
ними - сердечная встреча или задержание. Пока я ломал голову, как бы от
него отделаться, он уже окончательно меня заарканил и, так сказать, теп-
леньким затащил на этот ужин. Скромный, домашний.
Я, как обычно, сдался, отступил перед ним, безропотно подчинился то-
му, что мне было уготовано. А может, сбежать было нельзя: с некоторыми
людьми нам предназначено не расставаться всю жизнь, как бы редко мы ни
встречались. Это проблема поколений. Может, вообще нельзя сбежать дальше
спасительного сортира. Известно, что у человека в некоторых ситуациях
сами по себе штаны спадают, а побежишь, будут только мешать и путаться
между ногами.
Мы действительно с ним редко встречались, но всегда в какие-то пере-
ломные моменты. И переламывались эти моменты всегда на моей спине, а пе-
реламывающей силой всегда выступал он. Он всегда ходил в одном и том же
мятом пиджаке, в рубашке с расстегнутым воротом и вечно с разных возвы-
шений гремел о чем-то в микрофон, а я в тех же самых залах заседаний,
кинозалах и аудиториях сидел где-нибудь в уголке, затерявшийся среди
масс, и с трепетом ожидал, когда гром его риторики прогремит непос-
редственно надо мной.
И гром обязательно гремел прямо над моей головой. Я помню, как еще в
гимназии, когда мы были мало знакомы, он на каком-то собрании обрушился
на меня с такими филиппиками, что я в момент вылетел из школы. Забыл
уже, за какие грехи вылетел: впрочем, наверняка за то, что теперь греха-
ми не считается! Грехов нет, а грешники остались. Похоже, уже тогда,
авансом на все последующие времена, он собственнолично сочинил мою мел-
кобуржуазную биографию, которая меня, нет, которую я буду сопровождать
всю свою жизнь, и, пожалуй, сейчас я взялся за его жизнеописание только
для того, чтобы восстановить справедливость.
Но ему мало было вытолкнуть меня в жизнь с соответствующей характе-
ристикой, он не отставал от меня и потом. На строительстве электростан-
ции, где я вкалывал, чтобы заработать себе право продолжить учебу, он в
один прекрасный день появился в кожаном пальто и сразу же назвал меня
очковтирателем, прогульщиком. Действительно, я однажды прогулял (в эпоху
созидания и обновления меня засекли в кукурузе с одной девушкой в разгар
рабочего дня), но так там прогуливали все; однако один я, лично, сполна
оплатил его остроумие оратора: "Не потерпим донжуанов на строительстве
плотины!"
На юридический мы поступили одновременно. Я не замечал, чтобы он осо-
бенно усердствовал в учении, но его фотографии часто помещались в газе-
тах, и таким образом мое любопытство в отношении его персоны полностью
удовлетворялось.
Само собой разумеется, как только проводилось какое-то бурное собра-
ние, на котором кого-нибудь прорабатывали и изгоняли или хотя бы просто
велись дискуссии на всякие острые темы, когда надо было определиться,
занять принципиальную позицию, он тут же возникал "как мимолетное ви-
денье" и уже с порога, не дойдя до стола, палил по мне, точно все время,
пока мы не виделись, только к этому и готовился. Я был и буржуем, и про-
западным элементом, и политиканом, и критиканом. Он не отрицал лишь моих
профессиональных способностей, но подчеркивал, что я - "специалист для
мелкобуржуазных элементов" и к тому же страдаю "мелкособственническим
стяжательством". Естественно, и я, да и он, наверное, понимали, что все
это пустые слова: у меня в кармане не было ни гроша, а ему вообще было
наплевать, есть у меня он или нет. Но кто тогда думал, что от слова за-
висит чья-то судьба!
И так постепенно, хотя я уже стал, так сказать, вариться в собствен-
ном соку, пар, вечно клубящийся над его котелком, в котором он заваривал
кашу, видимо, только для меня, окутал нас обоих, объединил и даже сбли-
зил. Для меня любое собрание теряло смысл, если он не присутствовал на
нем. На совещаниях мы сердечно махали друг другу: он - из президиума, я
- из зала. Казалось, и ему не терпелось меня встретить, как хорошо зна-
комого и очень удобного врага. Мы привыкли друг к другу, а иногда могли
даже и погулять вместе, и подискутировать об "исторической необходимос-
ти" или "объективном взгляде на действительность". Мы только что не по-
роднились.
Особенно мы сблизились, когда он начал ухаживать за Лелой, одной из
пяти девушек на нашем курсе (юридический, несмотря на равноправие полов,
оставался весьма однородным), за девушкой истинно буржуазного происхож-
дения и буржуазных наклонностей - мы, остальные, буржуазные замашки про-
являли только на публичных сборищах, - за девушкой, на которую и я
(впрочем, как и большинство на нашем курсе) положил глаз и из-за ее
признанной всеми красоты, а отчасти и из-за оставшихся крох от ее буржу-
азного прошлого (дом на Новаковой улице, богатая тетка в Америке и
что-то там еще).
Я говорю - "положил глаз", но мой глаз не обладал разящей силой, а
характер у меня был переменчивый. Я ухаживал за многими девицами, а с
Лелой постоянно спорил. Надо признаться, помимо всего прочего она была
не глупа. Эмансипированная. Интеллектуалка. Мечтала о дипломатической
карьере, специализировалась по международному праву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9