Я слышал мелодию от самого Гвидо.
– Вы – от – Гвидо? – вскричал изумлённый джентльмен.
– Да, мсье, – ответил де Ласса, вставая из-за фортепьяно со своим обычным безразличным выражением лица.
– Боже мой! – воскликнул музыкант, хватаясь рукой за сердце, как это делал м-р Твемлоу. – Боже мой! Это было в 1022 году нашей эры!
– Нет, несколько позже – в июле 1031, если я правильно помню, – вежливо поправил мсье де Ласса.
В этот момент высокий лакей склонился перёд мсье Делессером и протянул ему поднос с карточкой. Делессер взял её и прочёл:
– В вашем распоряжении трицать пять секунд.
Делессер последовал за ним; лакей открыл дверь в соседнюю комнату и снова поклонился, давая понять, что Делессеру следует войти.
– Ни о чём не спрашивайте. – сказал он коротко, – С'иди нем.
Делессер вошёл в комнату, и дверь за ним закрылась. Это была маленькая комнатка, с наполняющим её сильным запахом ладана, стены были полностью затянуты красными портьерами, скрывавшими окна, а пол был покрыт толстым ковром. Напротив двери в возвышенной части комнаты почти под потолком находился циферблат больших часов, под ним, освещённые высокими восковыми свечами, стояли два небольших столика, на одном помещался инструмент, весьма походивший на всем знакомый регистрирующий телеграфный аппарат, на другом – хрустальный шар, приблизительно двенадцати дюймов в диаметре, установленный на богато отделанном треножнике из золота и бронзы. Рядом с дверью стоял мужчина, чёрный как смоль, одетый в белый тюрбан и бурнус, в одной руке державший что-то вроде серебряного жезла. Другой рукой он взял Делессера повыше локтя и быстро провёл его в комнату. Он коснулся часов, и они пробили, он дотронулся до хрусталя, Делессер склонился над ним и – увидел изображение своей собственной спальни, воспроизведённое с фотографической точностью. С'иди не дал ему времени на выражения чувств, но, всё ещё держа его за руку, повлёк к другому столу. Телеграфоподобный инструмент начал щёлкать. С'иди открыл выдвижной ящик, вынул оттуда длинную узкую полосу бумаги, вложил её в руку Делессера и коснулся часов, которые пробили вновь. Прошло тридцать пять секунд. С'иди, всё ещё державший Делессера за руку, указал на дверь и повёл его к ней. Дверь открылась, С'иди подтолкнул его наружу, дверь закрылась, рядом с ней, склонившись, стоял высокий лакей – беседа с Оракулом закончилась. Делессер взглянул на бумагу в своей руке. На ней был текст, напечатанный заглавными буквами, и он прочёл: «Мсье Полю Делессеру: полицейскому всегда рады, шпион всегда в опасности!»
Делессер был ошарашен, узнав, что его хитрость была разгадана, но слова высокого лакея:
– Сюда, пожалуйста, мсье Флабри, – привели его в чувство.
Сжав зубы он вернулся в гостиную и сразу нашёл мсье де Ласса.
– Знаете ли вы содержание этого? – спросил он, показывая послание.
– Я знаю всё, мсье Делессер, – ответил де Ласса в своей небрежной манере.
– В таком случае вы, наверное, осведомлены о том, что я собираюсь разоблачить шарлатана, сорвать маску с ханжи или погибнуть в борьбе? – сказал Делессер.
– Мне это безразлично, мсье, – ответил де Ласса.
– Значит, вы принимаете мой вызов?
– О, значит, это вызов? – произнёс де Ласса, на мгновение остановив свой взгляд на Делессере. – Да, конечно, я принимаю!
После этого Делессер удалился.
Теперь он привёл в действие все силы, которыми может воспользоваться префект полиции, чтобы обнаружить и разоблачить этого непревзойдённого чародея, который будет пользоваться самыми грубыми движениями души наших предков, разжигая их. Настойчивое выяснение убедило Делессера в том, что чародей не был венгром и не носил имя де Ласса. Что вне зависимости от того, сколь далеко могут простираться его «реминисценции», в его подлинном и непосредственном виде в этом несовершенном мире он был известен в городе Нюрембурге, где делают игрушки, и с юношеских лет прославился своими выдающимися способностями к изготовлению остроумных вещичек, но был очень диким и несносным человеком.
В шестнадцать лет он бежал в Женеву и поступил в ученье к мастеру по часам и приборам. Здесь его увидел знаменитый фокусник Роберт Хоудин. Хоудин распознал таланты юноши, и будучи сам мастером забавных приспособлений, взял его в Париж и принял в свою собственную мастерскую, а также сделал ассистентом в публичных представлениях своей развлекательной и искусной чертовщины. Пробыв несколько лет у Хоудина, Флок Хазлих (таково было настоящее имя де Ласса) в костюме турецкого паши отправился на Восток и после многолетних странствий в краях, где его путь скрывается облаком псевдонимов, наконец прибыл в Венецию, а оттуда – в Париж.
Затем Делессер обратил своё внимание на мадам де Ласса. Гораздо труднее было найти ключ, которым можно было бы раскрыть её прошлую жизнь, но это было необходимо, чтобы лучше понять Хазлиха. Наконец, благодаря счастливому случаю, он предположил, что мадам Эмэ – то же самое лицо, что и некая мадам Шлаф, бывшая весьма известной в полусвете Буды. Делессер отправил послание в этот древний город, а вскоре отбыл в дебри Трансильвании, в Менгико. По возвращении, едва добравшись до телеграфа и цивилизации, он телеграфировал префекту из Карцага: «Не спускайте глаз с моего человека, не выпускайте его из Парижа. Я арестую его для вас и посажу в тюрьму через два дня после своего возвращения».
Случилось так, что в день приезда Делессера в Париж префект отсутствовал, будучи с императором в Шербуре. Он вернулся на четвёртый день, как раз через двадцать четыре часа после сообщения о смерти Делессера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62