Должно быть, его отвезли в какое-то место в стороне от большой дороги и бросили там, где никто не наткнется на труп, кроме могильщиков пустыни – гиен и стервятников. Он уже видел желтеющие под солнцем обглоданные до костей скелеты; хищники не оставляли ни клочка мяса. Не успел Джейми подумать об этом, как услышал шелест крыльев и пронзительные крики гнусных птиц и почувствовал смертельный ужас – ведь он ослеп и не мог даже их увидеть, только чувствовал омерзительный запах.
Джейми пополз, сам не зная куда.
***
Он заставил себя сосредоточиться на боли, охватившей все существо: каждое незначительное движение вызывало новые мучительные судороги. Если он просто карабкался вперед, пульсирующие толчки в сломанной ноге тут же отдавались в мозгу; если чуть менял положение, чтобы поберечь ногу, – ощущал, как трутся друг о друга обломки ребер. Лежать неподвижно не было никакой возможности, но и двигаться – столь же невыносимо.
Джейми продолжал ползти. Он слышал, как огромные птицы кружат над головой, выжидая с бесконечным, воспитанным веками терпением. Постепенно юноша начал бредить и впал в полубессознательное состояние. Вот он в прохладной Эбердинской кирхе, одетый, как всегда по воскресеньям, в чистый праздничный костюм, сидит между братьями. Сестра Мэри и Энни Корд, обе в красивых летних платьях, улыбаются ему. Джейми хотел встать и подойти к девушкам, но братья схватили его за руки и начали щипать, все больнее и больнее, пока наконец юноша очнулся и вновь оказался в пустыне, голый, искалеченный, обожженный солнцем. Крики крылатых хищников становились все громче и нетерпеливее.
Джейми пытался заставить веки приоткрыться, посмотреть, насколько низко спустились стервятники, но ничего не видел, кроме дрожащих силуэтов. Горячечный бред превращал их в гиен и шакалов. И не ветер, а жгучее зловонное дыхание мерзких тварей ласкало обожженную кожу.
Джейми продолжал ползти, потому что знал: стоит остановиться и они набросятся на него. Он весь горел от лихорадки и боли, жесткие песчинки раздирали кожу. И все же упрямо карабкался вперед – нельзя, чтобы ван дер Мерв остался безнаказанным.
Джейми потерял всякое представление о времени. Должно быть, он успел проползти милю. На самом же деле несчастный слепо кружил на одном месте: ведь он ничего не видел. Только одна мысль сверлила мозг: отомстить Соломону ван дер Мерву.
Юноша вновь потерял сознание и очнулся только от невероятной, ни с чем не сравнимой боли в ноге. С трудом припомнив все происходящее, Джейми приоткрыл один глаз. Громадная черная нахохлившаяся птица, сидевшая на ноге, бешено рвала живую плоть острым клювом, поедая его заживо. Джейми заметил выпуклые круглые глаза и грязный белый пух вокруг шеи, ощутил гнилостный запах, исходивший от зловещего создания, и попытался закричать, но с губ не сорвалось ни звука. Он лихорадочно дернулся: по ноге поползла теплая струйка крови. Над головой мелькали черные тени, готовые накинуться на него. Он знал, что, когда потеряет сознание еще раз, наступит конец. Жадные твари облепят его тело. И снова пополз.
Рассудком завладела бредовая горячка, но и сквозь туман Джейми слышал хлопанье крыльев. Стервятники спускались все ниже, ниже, а у него не было сил бороться. Джейми неподвижно лежал на горячем песке. Птицы приготовились разделить добычу.
Глава 4
Суббота была базарным днем в Кейптауне; на улицах полно прохожих: покупателей, зевак, мужчин, улизнувших из дому, чтобы встретиться с друзьями в кабачке, влюбленных, улучивших минутку, чтобы встретиться… Буры и французы, солдаты в ярких мундирах, дамы-англичанки в широких юбках и модных блузках – все дружно отправились на рынки, устроенные на городских площадях в Браамконшейне, Парк Тауне и Бюргерсдорпе.
Продавалось и покупалось все: мебель, лошади, экипажи, свежие фрукты, мясо, одежда и книги на десятках различных языков. В этот день город превращался в шумную праздничную ярмарку.
Бэнда медленно пробирался через толпу, стараясь не встречаться взглядом с белыми. Это было слишком опасно. По улицам шаталось много чернокожих, индийцев и метисов, но правило белое меньшинство. Бэнда ненавидел их, ведь это была его земля, а белые захватили все. На юге Африки жили разные племена базуто, зулу, матабеле, бечуаны, хотя общее название для всех было «банту», что означало «люди», «народ». Но баролонги, племя, к которому принадлежал Бэнда, считалось самым главным из всех, аристократией среди остальных племен. Бэнда вспомнил истории, которые рассказывала бабушка: некогда Южная Африка была единым королевством, где правил чернокожий король и не было белых. А теперь их земля, их страна захвачена горсткой белых шакалов, оттеснивших исконное население в бесплодные земли, отнявших у туземцев свободу. И теперь единственным способом выжить можно было лишь притворяясь кротким и покорным, скрывая ум и хитрость под личиной смирения.
Бэнда не знал, сколько ему лет, – ведь черным не выдавались свидетельства о рождении, а время измерялось только какими-либо значительными событиями, происходившими в племени: войнами, сражениями, кончинами великих вождей, появлениями комет, ураганами, землетрясениями, эпидемиями. Бэнда знал, что родился сыном вождя и поэтому обязан был сделать все возможное для своего народа. Когда-нибудь банту благодаря ему вновь возвысятся и будут править страной. Мысль об этом заставила Бэнду выпрямиться и принять гордую осанку, но в этот момент, почувствовав взгляд белого человека и вновь униженно опустив голову, чернокожий красавец поспешил на окраину города, единственное место, где дозволялось жить туземцам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22