- Почему? - разговор становился интересным.
- А потому. "Устал", "надоело" - передразнила его старуха. - Что ты в
жизни-то видел?
- Ну... - Поэт пожал плечами.
- Во-во, - подхватила старуха. - Годов, вроде, много, а вспомнить
нечего. - Поэт поразился: старуха высказала его собственную мысль. Он
подумал, как бы ей возразить, но ничего не придумал, а старуха продолжала:
- Настоящая жизнь усталости не знает, а чтоб надоела - так это смешно...
- Правильно говоришь, бабуся, - сдался Поэт, - но бывают в жизни
такие занозы, что никак не вытащишь - и саднят, и ноют.
- Это что ж за занозы такие? - бабка посмотрела на него зорко. - Не
иначе - вертихвостка какая-нибудь.
- Да-а, - задумчиво протянул Поэт. И начал неожиданно для себя
самого: - Вот здесь это было, в этом лесу, неподалеку...
Он рассказал старухе, какая была весна, и что у весны было имя, и как
хорошо было им вдвоем в весеннем лесу. Рассказал и про то, чем закончилась
та весна - женитьбою сына богатого торговца из Захребетья. Вот и выпала на
жизнь Поэту заноза...
Старуха выслушала внимательно, и сказала вдруг:
- Потерял ты свою весну, милок. Проморгал. Прохлопал. Кто ж тебе
виноват?
- Да я никого и не виню, - махнул рукою Поэт.
- А без весны человеку трудно прожить... - старуха задумалась. -
Вернуть тебе ее надо.
- Да как же ее вернешь?
- Ту не вернешь, до другой дожить надо.
- Да я уже и не помню почти, какая она - весна. Так, смутное что-то.
И не верится, что со мной это было...
- Вот я тебе и помогу вспомнить. - Старуха встала, выглянула за
дверь. - Дождь-то перестал. А ну, вставай, милок. Пойдем со мною.
Поэт опасливо вышел, не представляя, как собирается ему помочь эта
странная старуха. Но она поманила его рукой:
- Пойдем, пойдем! Не бойся!
Она повела его за избушку, к маленькому овражку, и указала рукой:
- Во-он, видишь - тропинка начинается?
Поэт пригляделся. Верно: на другой стороне овражка начиналась
узенькая тропинка.
- Иди этой тропкой, придешь к маленькому родничку, вокруг которого
трава зеленая. Ты ее узнаешь, невысокая такая, листочки резные. Это
обман-трава. Съешь два-три листочка - весну свою вспомнишь. Но потом
забудь к родничку дорогу. С одного раза ничего плохого не будет, а больше
нельзя - пристрастишься. Запомнил? - Поэт кивнул. - Ну, иди тогда.

Он перебрался через овражек к началу тропинки, и довольно скоро
пришел к тому родничку, о котором говорила старуха. Крохотный, чистый, как
слеза, он никуда не вытекал, или не видно было под листьями. Вокруг
родничка они лежали мягким толстым ковром, а сквозь них пробивались сочные
зеленые стебельки с узорчатыми листочками, окрашенными по краям лиловым.
Это и есть, значит, обман-трава, - подумал Поэт. Никогда еще он такой не
видел.
Поэт присел на бугорок, глядя в родник. Глупо все, глупо. Зачем он
сюда пришел? Ничего ему не хочется вспоминать. Послушался какую-то
ненормальную старуху. Но, впрочем, раз уж пришел - отчего не попробовать?
Он сорвал два листочка, подумал и добавил к ним третий. Сполоснул в
родничке, положил в рот. Пожевал. Вкус был незнакомый, острый и пряный.
Посидел немного, подождал. Ничего не происходило. Усмехнулся над собой и
хотел встать, но тут резко и сильно закружилась голова. Он прикрыл глаза,
переждал, а когда открыл их вновь - не узнал леса.
Не было ни дождя, ни унылого ветра. Не было на деревьях желтых и
багровых листьев, и не было на душе прежней тоски. Небо стало высоким и
чисто-голубым, плыли по нему веселые весенние облака. На деревьях смеялись
молоденькие светло-зеленые листья, а в траве тут и там сияли золотые
одуванчики. Поэт вдохнул полной грудью и улыбнулся. Права была старуха,
приятно вспомнить весну. И вдруг он услышал, что кто-то его окликает
сзади. Он обернулся и увидел ее, Ладицу. Она стояла за березовым стволом
и, смеясь, показывала Поэту острый розовый язычок. Больно кольнуло у него
в сердце, он отвернулся сердито. Но она подбежала, села перед ним, взяв
его за обе руки, спросила тревожно:
- Ты что, не рад мне? Случилось что-нибудь?
Он отнял руки и проворчал:
- Будто сама не знаешь...
- Глупенький, - засмеялась она. - Неужели ты поверил? Поверил, что я
пойду за какого-то там сынка? Когда тебя одного люблю больше жизни? Я ж
тебя подразнить хотела...
Посмотрел на нее Поэт с надеждой, и понял, что такие глаза, как у
нее, не могут обманывать. А поняв, рассмеялся, поднялся на ноги и ее
поднял. И пошли они, обнявшись, по весеннему лесу - просто так, никуда,
лишь бы идти, слушая песни птиц и вдыхая удивительный воздух, напоенный
тысячами запахов, тонких и сладких. А потом она от него убежала и
спряталась, а он, смеясь, аукал ее и искал, и нашел на поляне лежащей в
высокой траве. Закрыв глаза от хмельного счастья, она сказала ему:
- Как хорошо...
А потом они шли назад, и она немного отстала, он обернулся - и вдруг
не увидел ее.
- Ладица-а! - отчаянно закричал он, понимая, что это уже не прятки, а
по-настоящему. - Ла-адица-а! - и вернулся в себя.
Опять накрапывал дождь, лес был пасмурным и угрюмым. Поэт огляделся,
с трудом возвращаясь в нынешний мир, подошел к роднику, протянул руку к
листику обман-травы - и отдернул, как от ожога. "Вот ты какая,
обман-трава", - прошептал он. В голове стоял еще легкий звон, при
воспоминании о пережитом по спине пробегал сладкий озноб. Поэт взялся за
виски, помотал головой, отгоняя наваждение. Но все было так живо, так
ощутимо, что рука поневоле опять потянулась к обман-траве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87