«Борисоглеб»: Продолжение жизни; 2004;
ISBN 5-94730-040-0
Аннотация
«БорисоГлеб» рассказывает о скрытой от посторонних глаз, преисполненной мучительных неудобств, неутоленного плотского влечения, забавных и трагических моментов жизни двух питерских братьев – сиамских близнецов.
Михаил Чулаки.
Борисоглеб
Борис проснулся, а Глеб еще спал. Значит, через минуту-другую проснется и Глеб. Какие-то гормоны бодрствования появляются в крови, ударяют в голову – и будят брата. Но эта минута – минута почти одиночества, минута, принадлежащая только Борису.
Он успел подумать, что сегодня день рождения, появятся гости: двоюродная сестра Леночка и противный Иван Павлович. Но в такой день сойдет и Иван Павлович: лишь бы гости, лишь бы не праздновать между собой.
– Ленка придет и Палыч противный, – сказал Глеб.
Проснулся.
Глеб неведомо как понял, что брат проснулся первым, потому и заговорил. Понял, хотя Борька молчал и лежал тихо, затаился. Только они так могут – чувствовать и за себя, и за другого. Потому что у них кровь – общая.
Такими Борис и Глеб родились семнадцать лет назад – сросшимися. От таза почти до подмышек. Сосуды, связки, мышцы образовали обширное средостение. От этого внутренние их руки – правая Бориса, левая Глеба – стиснутые плечами, так и остались недоразвитыми. Можно ими почесаться, можно придержать чашку за столом, но уже поднять ту же чашку, поднести ко рту не хватает сил. Зато кожа на маленьких ладошках нежная и очень чувствительная, потому и называют они свои внутренние ручки – щупальцами. Сейчас Глеб пошевелил своим щупальцем и пощекотал Борьку.
Борис не хотел, а захихикал, но сквозь невольный смех закричал зло:
– Ты ж знаешь!.. Опять!
Знает Глеб, прекрасно знает, что Борька боится щекотки – потому и щекочет. А то бы и неинтересно.
Борис защищался своим щупальцем, они толкались плечами, так что тахта застонала от их толкотни.
Спали они в эту ночь на спинах. Это как договориться с вечера: на живот ложиться или на спину. Глеб считал, что ему трудней вылежать всю ночь на спине, потому что Борька более толстокожий; Глеб с удовольствием сменил бы позицию раза четыре, да Борька очень злится, если его разбудить: можно испортить интересный сон.
Глебу сегодня и самому досталось во сне интересное кино: всю ночь показывались бабы – в разных видах. И сестра Ленка, и какая-то незнакомая. Если спать на животах, бабы снятся еще отчетливее, но и на спинах никуда от них не денешься.
– Чего снилось? – спросил Глеб.
Борис иногда любил рассказывать сны, а иногда – нет.
Ведь сон – это единственный кусок его собственной жизни, куда никто не смеет влезть без спроса. Во сне он почти всегда ощущал себя отдельным, не прикованным к брату – а значит, свободным. Этой ночью во сне Борис плавал в бассейне вместе с совсем голой Леной – и это никого не касалось, кроме него.
Бассейны Борис с Глебом видели только по телевизору, потому что не могли они идти на самом деле в бассейн, не могли раздеваться при всех, чтобы глазели на них как на бегемотов в зоопарке. Как на маленьких жирных бегемотиков… Они вообще восемь лет никуда из дома не выходили, а уж тем более – в бассейн. Глядят каждый день и час не на зеленую воду, а на зеленые обои. Когда-то казалось красиво, как только оклеили («Смотрите, мальчики, какая изумрудность изумительная!» – воскликнула мама), а теперь от этой изумрудности тоска. Недаром говорят: «тоска зеленая».
– А, не помню. Ерунда всякая, – отозвался Борис и сам тоже пощекотал брата.
– Врешь. Небось, Ленку драл.
Глеб злился, потому что Борька вечно чего-то строит из себя.
Чтобы не отвечать, Борис дернулся их общим боком:
– Встаем. Дупелиться охота.
Так они называют походы в уборную. «Дупель-шесть» означает серьезное сидение, а «дупель-два» – веселое журчанье струй.
– Лежи! – резко дернул боком и Глеб.
Глеб уже и наяву видел Ленку, видел словно бы всех женщин сразу – и ничего другого не хотелось на всем свете, кроме как схватить сорок тысяч сестер разом сильной своей рукой, а чувствительное щупальце пустить шарить по прекрасному телу… Ага, Борька тоже задышал.
Приступ желания, охвативший Глеба, с кровью передался и Борису. В первый миг всегда противно чувствовать, как с кровью вливается чужое желание, противно убеждаться снова и снова, что даже кровь в жилах несобственная, что брат не только прикован снаружи к правому боку, но и вторгается изнутри…
Но протест не может длиться долго. Чужое желание становится своим, затмевает мысли, и Борису тоже захотелось только одного: схватить женщину, прижать к себе и щупать, щупать…
А Глеб, не помня себя, уже торопил желание – рукой.
Ничто на свете не может сравниться с таким наслаждением!
И он достиг предела, липкий теплый студень испачкал ему пальцы – и тотчас сделалось противно и стыдно. Глеб вытер пальцы о простыню и покосился на брата.
Борька еще дышал тяжело, глаза закрыты – не кончил.
А Борис испытывал смешанное со страхом наслаждение.
Зараженная желанием кровь брата сделала свое дело – и Борис изверг свою страсть даже не прикладая рук. Отчего сделалось противно вдвойне.
Если бы с этой минуты навсегда оставаться чистыми и никогда больше не погружаться в эту сладкую липкую грязь!..
– Пошли дупелиться, – вяло позвал Глеб.
Встают они тоже – особенно. Их широкая тахта не имеет спинки со стороны ног, и они сползают вниз, ерзая спинами, пока не спустятся ноги и можно будет сесть. Ну а дальше – легче. Разом надевают громадные широкие трусы, которые шьет мама. Потом рубашку – тоже общую с двумя проемами для голов и рукавчиками посреди широкой двойной груди для ручек-щупалец.
1 2 3 4