- Если недоразумения и бывали, то ничтожные, у кого их нет в наше время? Покойный был чрезвычайно благочестив, а дочь его и зять, возможно, мыслят несколько шире. Такие разногласия никак не связаны с мерзким и диким убийством.
- Это зависит от того, насколько широки взгляды, - сказал отец Браун. - Или - насколько узки.
Тут они услышали голос хозяйки, нетерпеливо звавшей деверя. Он побежал навстречу ей, а на бегу виновато взмахнул рукой и указал длинным пальцем вниз.
- Очень странные следы, - сказал он, все так же мрачно, словно показывал катафалк.
Сыщики-любители взглянули друг на друга.
- Многое тут странно, - сказал Фламбо.
- О, да! - подтвердил священник, глуповато глядя на траву.
- Вот я удивился, - продолжал Фламбо, - зачем вешать человека, а потом протыкать шпагой.
- А я удивился, - сказал отец Браун, - зачем протыкать человека и еще вешать.
- Вы спорите спору ради, - возразил его друг. - Сразу видно, что, когда его пронзили шпагой, он был мертв. Иначе было бы куда больше крови, да и рана другая.
- А я увидел сразу, - сказал священник, подслеповато глядя снизу вверх, - что он уже умер, когда его вешали.
Посмотрите, петля очень слабая, веревка почти не касается шеи. Он умер раньше, чек его повесили, и раньше, чем его проткнули. От чего же он умер?
- По-моему, - сказал Фламбо, - лучше нам вернуться в дом, взглянуть на спальню... и на все прочее.
- Вернемся, - сказал отец Браун. - Но сперва взглянем на следы. Начнем с другого конца, из-под его окна. Нет, там газон. А здесь следы четкие.
Помаргивая, он рассмотрел след и медленно пошел к дереву, то и дело весьма недостойно наклоняясь к земле. Потом обернулся к другу и просто сказал:
- Знаете, что здесь написано? Рассказ довольно странный...
- Мало того, - сказал его друг. - Противный, мерзкий, гнусный.
- Вот что написано буквами следов, - сказал священник. - Старый паралитик выпрыгнул из окна и побежал вдоль клумб, стремясь к смерти, - так стремясь, что он скакал на одной ноге, а то и катился колесом.
- Хватит!.. - вскипел Фламбо. - Что за адская пантомима?
Отец Браун только поднял брови и кротко указал на иероглифы.
- Почти всюду, - сказал он, - след одной ноги, а в двух-трех местах есть и следы рук.
- Может быть, он хромал, потом упал? - предположил сыщик.
Священник покачал головой.
- В лучшем случае, он встал бы, опираясь на локти и на колени. Таких следов здесь нет. Мощеная дорожка рядом, там вообще нет следов, а могли быть между камешками - она мощена довольно странно.
- Господи, все тут странно, страшно, жутко! - вскричал Фламбо, мрачно глядя на мрачный сад, исчерченный кривыми дорожками, и слова эти прозвучали с особенной силой.
- Теперь, - сказал отец Браун, - мы пойдем в спальню.
Они подошли к двери, неподалеку от рокового окна, и священник задержался на минутку, приметив палку от садовой метлы, прислоненную к стенке.
- Видите? - спросил он друга.
- Это метелка, - не без иронии сказал сыщик.
- Это накладка, - сказал отец Браун. - Первый промах, который я заметил в нашем странном спектакле.
Они взошли по лесенке в спальню старика, и сразу стало понятно, что соединяет семью, что разделяет. Священник тут же понял, что хозяева католики или хотя бы католиками были; но некоторые из них далеко не праведны и не строги. Картины и распятие в спальне ясно говорили о том, что набожным остался только старик, родня же его, по той или иной причине, склонялась к язычеству. Однако пастырь понимал, что это - не повод и для самого обычного убийства.
- Ну, что это!.. - пробормотал он. - Убийство тут проще всего... - И когда он произнес эти слова, лицо его медленно озарилось светом разумения.
Фламбо сел в кресло у ночного столика и долго и угрюмо смотрел на несколько белых пилюль и бутылочку воды.
- Убийца, - сказал он наконец, - хотел почему-то, чтобы мы подумали, что бедный старик повешен или заколот. Этого не было. В чем же тогда дело? Логичней всего решить, что истинная его смерть связана с каким-то человеком. Предположим, его отравили. Предположим, на кого-то очень легко пало бы подозрение.
- Вообще-то, - мягко сказал отец Браун, - друг наш в темных очках медик.
- Я исследую эти пилюли, - продолжал Фламбо. - Надо их взять. Мне кажется, они растворяются в воде.
- Исследовать их долго, - сказал священник, - и полицейский врач вот-вот приедет, так что посоветуйтесь с ним.
Конечно, если вы собираетесь ждать врача.
- Я не уеду, - сказал Фламбо, - пока не разрешу загадки.
- Тогда оставайтесь тут жить, - сказал Браун, спокойно глядя в окно. А я не останусь в этой комнате.
- Вы думаете, я загадки не решу? - спросил его друг. - Почему же?
- Потому что она не решается, - ответил священник. - Эту пилюлю не растворить ни в воде, ни в крови. - И он спустился по темным ступенькам в темнеющий сад, где снова увидел то, что видел из окна.
Тягостный, знойный мрак предгрозового неба давил на сад еще сильнее, тучи одолели солнце, и во все более узком просвете оно было бледнее луны. Уже погрохатывал гром, но ветер улегся. Цвета казались густыми оттенками тьмы, но один цвет еще сверкал - то были волосы хозяйки, которая стояла неподвижно, запустив пальцы в рыжую гриву.
Тьма и сомнения вызвали в памяти священника прекрасные и жуткие строки, и он заметил, что бормочет: "А в страшном, зачарованном саду под бледною луной стояла та, что плакала по страшному супругу" Строки из поэмы Сэмюэля Тэйлора Кольриджа (1772-1834) "Кублахан". Тут он забормотал живее:
- Святая Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешных Отец Браун читает вторую часть молитвы "Ave Maria"... Да, именно так: "плакала по страшному супругу".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53