Через несколько минут рыбаки и люди, случайно оказавшиеся поблизости, вытащили сеть со страшной ношей на песок, в котором еще отражались лучи заходящего солнца. Слова замерли на губах у секретаря, когда он увидел, что лежало на песке. То было тело гигантского мужчины в лохмотьях, с широкими сгорбленными плечами, костлявым лицом, орлиным профилем.
Большой красный шарф распластался по освещенному закатом песку, как огромное пятно крови. Но Тейлор смотрел не на окровавленный шарф, а на лицо, и его собственное лицо отражало борьбу недоверия и подозрения.
Инспектор тотчас обратился к Мигтлтону. На этот раз тон его был куда любезней.
- Да, это подтверждает вашу историю, - сказал он.
Лишь услышав, с каким выражением произнес он эти слова, Миглтон внезапно понял, насколько никто не верил ему. Никто, кроме отца Брауна.
И потому, заметив, что священник норовит незаметно отойти в сторону, он совсем было решился присоединиться к нему, но остановился, пораженный тем, что священника вновь привлекли эти аттракционы с механическими фигурками. Он увидел даже, как тот нащупывает монетку. Зажав ее большим и указательным пальцем, отец Браун замер, когда вновь послышался громкий, неприятный голос секретаря.
- Надеюсь, - произнес он, - чудовищные, идиотские обвинения против меня тоже закончились?
- Что вы, - ответил священник, - я никогда вас не обвинял. Я не такой уж дурак, и не думал, что вы убьете своего хозяина в Йоркшире, а теперь бродите здесь с его багажом. Я сказал, что могу набрать против вас не меньше улик, чем против Миглтона. А если вы и впрямь хотите узнать правду уверяю вас, ее еще не совсем поняли, - могу дать вам намек из области, непосредственно вас касающейся. Мне представляется странным и значительным, что мистер Брюс нарушил привычный образ жизни и не показывался в тех местах, где его знали, за несколько недель до убийства. Поскольку вы, кажется, способный сыщик-любитель, советую вам поработать над этой линией.
- Что вы имеете в виду? - резко спросил секретарь.
Отец Браун не ответил ему, он с увлечением дергал за рукоятку автомата, и куклы, то одна, то другая, появлялись перед ним.
- Отец Браун, - спросил Миглтон, в котором вновь ожило раздражение, не скажете ли вы мне, чем вас так привлекает эта дурацкая игра?
- Тем, - ответил священник, пристально вглядываясь в кукольный театр за стеклом, - тем, что в ней заключен секрет трагедии.
Затем выпрямился и очень серьезно посмотрел на собеседника.
- Я знал, что вы говорите и правду, и неправду, - сказал он.
Миглтон лишь молча взирал на него.
- Это очень просто, - добавил священник, понижая голос. - Тело с алым шарфом принадлежит Брэму Брюсу, миллионеру. Никакого другого не будет.
- Но двое мужчин... - начал Миглтон, и рот его раскрылся от изумления.
- Ваше описание было удивительно живым, - произнес отец Браун. Уверяю вас, я не забыл его. С вашего позволения, я бы сказал, что у вас литературный талант. Возможно, журналистика откроет перед вами большие возможности, чем сыскное дело. Мне кажется, я помню все, что вы говорили о каждом из них. Только, видите ли, как ни странно, все детали производили на вас одно впечатление, а на меня - совершенно иное. Давайте начнем с первого человека. Вы сказали, что он держался очень властно и с большим достоинством. И вы подумали: "Вот настоящий магнат, великий властелин торговли, повелитель рынков". Но когда я услышал про властный вид и достоинство, я подумал: "Вот актер, все в нем от актера". Человек не становится таким, оттого что возглавляет сеть универсальных магазинов. Он становится таким, если играет Тень Отца Гамлета, или Юлия Цезаря, или Короля Лира, и потом уже никак не может от этого избавиться. Вы не так хорошо разглядели его одежду, чтобы сказать, не была ли она потрепанной. Но зато увидели полоску меха и модный покрой, а я вновь подумал: "Актер". Далее, прежде чем мы поговорим подробнее о другом человеке, заметьте одну его особенность, явно отсутствующую у первого. Вы сказали, что второй был не только оборван, но и не брит, зарос щетиной. Так вот, мы все видели потрепанных актеров, грязных актеров, пьяных актеров, совершенно опустившихся актеров, но вряд ли кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы у работающего или даже ищущего работу актера была щетина. С другой стороны, если джентльмен или богатый чудак опускается, первым делом он перестает бриться. У нас есть все основания поверить, что ваш миллионер опустился. Его письмо - это письмо человека, махнувшего на себя рукой. Но не только от неряшливости стал он бедным и обтрепанным. Неужели вы не поняли, что он просто скрывался? Вот почему он не поехал в отель, и его собственный секретарь не видел его недели две.
Он был очень богат, но непременно хотел стать совершенно неузнаваемым. Вы когда-нибудь читали "Женщину в белом"? Помните, как светского, любящего роскошь графа Фоско, прятавшегося от тайного общества, нашли заколотым? Он был в синей блузе французского рабочего. Теперь вернемся ненадолго к этим двоим. Вы увидели, что первый спокоен и собран, и подумали: "Вот невинная жертва", хотя письмо этой жертвы отнюдь не было спокойным и собранным. Я услышал, что он спокоен и собран, и подумал: "Это убийца". Почему бы ему не быть спокойным и собранным?
Он знал, что собирается сделать, он давно это решил, и если у него были какие-то колебания или угрызения, он победил их намного раньше, чем появился - да, именно на сцене, на подмостках. Он вряд ли боялся выходить на сцену. Он не вытаскивал пистолет, не размахивал им - зачем? - он и стрелял из кармана... Другой же суетился со своим пистолетом, он ведь нервничал и скорее всего никогда пистолета не держал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53