Огромные холмы и отвесные скалы по обеим ее сторонам были выше и массивнее, но взгляд все равно притягивала именно плотина. Было некое гнетущее ощущение угрозы, что горам несвойственно. Плотина была чужеродной, а горы – нет.
В нескольких кварталах от нижней части города Главная улица снова становилась сельской дорогой, проходящей через невысокий сосняк к уступу, вырезанному в скалистом склоне. Фил осторожно проехал мимо ряда припаркованных строительных машин и предупредительных огней. На выступе над плотиной была устроена смотровая площадка, где местные подростки, высыпавшие из нескольких автомобилей, слушали музыку, пили пиво, не обращая никакого внимания на открывающийся вид. Фил припарковался и подошел к перилам ограждения, с наслаждением распрямив руки и ноги. Было половина одиннадцатого, значит, он доехал сюда из Лос-Анджелеса всего за восемь с небольшим часов с единственной короткой остановкой в Мэрисвиле. Прохладный ветерок с водохранилища донес аромат вечнозеленых деревьев и свежей воды, нежно освежив после духоты Центральной долины. Единственными звуками были раздражающая рок-музыка из припаркованных поблизости машин да отдаленный рев воды, низвергающейся по водосливу в реку с высоты трехсот метров. Справа от Фила чернело сверкающее зеркало водохранилища с желтой дорожкой света от ущербной луны. Береговую линию водохранилища обозначали низкие морщинистые холмы, позади них вздымались более высокие заснеженные хребты, и пики высокогорья Сьерра вырисовывались на фоне далекой гряды темных туч. Из водохранилища прямо под смотровой площадкой высовывался этакий бетонный бублик. Фил знал, что это верхушка заборно-вентиляционного канала. Немного левее, чуть выше уровня воды, высился гребень плотины. На дне долины, ниже плотины, виднелся ярко освещенный прямоугольник электроподстанции. Между нею и подножием плотины со стороны нижнего бьефа, скрытый от глаз выступом склона холма, находился вход в туннель к подземной электростанции. А далеко слева брызгами крошечных огоньков поблескивал Саттертон.
Всматриваясь в плотину. Фил начал понимать, насколько глупым он должен выглядеть в глазах Рошека и Болена. Изучать математическую модель и чертежи плотины и столкнуться с ее реальным обликом – это далеко не одно и то же. Она была так огромна, так великолепна, так незыблема... Элегантно перекрывала ущелье и, казалось, без труда противостояла давлению огромной массы воды. Была закреплена береговыми устоями на скальном основании столь надежно, словно никакая сила на земле не могла ее сдвинуть. Компьютерные изображения и колонки цифр, потрясшие Фила своей значительностью, вдруг показались неуместными, случайными, лишенными сущности световыми рисунками, бессмысленными значками на бумаге. Рошек прав: смешно думать, что он способен получить сколько-нибудь реальное представление о таком вот сооружении с расстояния восьмисот километров, не видя ничего, кроме абстрактных символов. И снова шевельнулось желание повернуть обратно, в Лос-Анджелес, пока не выставил себя еще большим дураком, чем теперь. Возможно, он обязан извиниться перед Рошеком.
Но с другой стороны... Ведь во всем этом была другая сторона. Если он и обучился чему-нибудь в инженерной школе, то, главное, вот чему: никогда не игнорировать эту проклятую другую сторону. Данные о протечке воды не были несообразными и абстрактными. Да, снаружи плотина выглядела аккуратной, мощной и незыблемой, но что происходит внутри? Глубоко в ее недрах, если показания измерительной аппаратуры верны, вероятно, таятся фатальные изъяны. Плотина колоссальна и противоестественно мощна, но таково же и водохранилище.
Он забрался в машину и поехал вниз по склону. Напомнил себе, что в последние годы преодолел свою детскую застенчивость. Нашел в себе мужество сделать так, чтобы его слышали в компаниях, научился легко знакомиться с женщинами и возражать людям намного старше его. И сейчас не должен допустить, чтобы его отбросило назад, в прежнюю скорлупку, из-за какой-то простой плотины.
Герман Болен сидел в своем домашнем кабинете в Уэствуде с прижатой к уху телефонной трубкой.
– Да, мистер Хартли. Я очень высокого мнения о вашей деятельности. Благодарю вас. Пожалуйста, звоните мне по этому номеру в любое время ночи, если что-нибудь позднее прояснится.
Он положил трубку на место. Итак, автомобиля Джефферса нигде не обнаружили, равно как и самого Джефферса. Его не было ни у друзей, ни у бывшей жены, ни у дочери, ни у соседей. Его не было в саттертонском баре. Его автомобиль не попадал ни в какую аварию, о которой было бы известно полиции и дорожному патрулю. Не было его также ни в больнице, ни в тюрьме. Так где же он тогда? Болену не нравились наиболее вероятные ответы на этот вопрос: он либо свалился вместе с машиной с одного из сотен обрывов на горных дорогах вокруг Саттертона, либо все еще находится внутри плотины. Возможно, когда он ехал от административного здания к электростанции, какая-нибудь оса залетела в окно машины, заставив его потерять управление и съехать с дороги над главным входом в туннель. Нет-нет, он никак не мог оказаться мертвым внутри дамбы. Скорее лежит в автомобиле на дне выпускного канала. Но в обоих случаях, к сожалению, мертв.
Прежде чем он смог наметить следующий шаг, снова зазвонил телефон. Это был еще один полицейский, представившийся полисменом Бейкером из отделения Беверли-Хиллз.
– Я звоню из дома мистера и миссис Теодор Рошек, – доложил голос в трубке. – Рошеки развязали семейный конфликт. Короче сказать, драку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92