- Дословно, как сейчас, передала.
- И что он?..
- Ни слова не произнес. Сразу за ключом уехал.
- Проводите нас к его квартире.
- Провожу, милок, провожу.
На третьем этаже Ксения Макаровна, переводя дыхание, кивнула на дверь. Бирюков громко постучал. В ответ - молчание.
- Вон же звонок имеется, - услужливо подсказала старушка.
Однако Антон ни к кнопке электрического звонка, ни к дверной ручке не притронулся. В первую очередь их обследовал эксперт-криминалист. Дверь оказалась запертой. Чтоб ее открыть, пришлось взломать английский замок.
Малогабаритная однокомнатная квартира Деменского была обставлена современной мебелью и сияла такой чистотой, словно ее только что приготовили для праздничного приема. На полированном столе, в центре комнаты, стояла ваза с красными гладиолусами. На полу толстый серый палас. По стенам висели небольшие гравюры, две медяшки, выдавленные под чеканку, и потемневшая доска с распятием Иисуса Христа. Несколько стульев, телевизор с большим экраном, на нем - дорогой транзисторный радиоприемник. Одну из стен полностью занимал забитый книгами стеллаж; у другой, напротив балконной двери, отсвечивал зеркальной полировкой шифоньер; рядом покрытый ворсистым пледом диван, на котором лежало женское розовое платье, а на полу валялись новенькие дамские туфли.
Бирюков остановился перед потемневшим распятием. Обращаясь к Ксении Макаровне, спросил:
- Верующий ваш сосед?
Старушка махнула рукой:
- Какая нынче вера! Мода такая пошла на иконы да крестики.
- Сколько лет Юрию Павловичу?
- Близко к сорока, но внешностью моложавый, как вы, и так же привлекательно выглядит. Очень милый человек.
Подождав, пока Дымокуров обследовал балконную дверь, Антон Бирюков осторожно приоткрыл ее и вместе с Маковкиной оглядел балкон. Там стояла табуретка, на ней - тазик с мутной водой и влажная тряпка, которой, судя по всему, мыли снаружи оконные стекла. На серой от пыли деревянной облицовке балконного ограждения темнели следы босых ног - видимо, при мытье становились на ограждение.
- Антон Игнатьевич, подойдите, пожалуйста, сюда... - выглядывая из ванной комнаты, попросил эксперт-криминалист.
Бирюков быстро прошел к нему и через плечо эксперта посмотрел в ванную - там лежали три пустые водочные бутылки. Подозвав Ксению Макаровну, Антон молча показал на них. Старушка неопределенно пожала плечами:
- Не замечала за Юрием Палычем такой слабости. - Взгляд ее при этом вильнул мимо Антона, словно она сказала неправду и устыдилась лжи.
Оперативная группа прошла на кухню. Здесь, несмотря на открытую форточку, стойко держался запах табачного дыма. На столе стояла недопитая бутылка коньяка, две хрустальные рюмки, чайное блюдце с тонко нарезанным лимоном, полная пепельница окурков с пятнышками губной помады на фильтрах и полураскрытый коробок с рисунком горящей спички на черном фоне.
Антон Бирюков осторожно взял коробок. Это были спички Балабановской экспериментальной фабрики. От обычных они отличались лишь сделанным из картона коробком да зеленым цветом головок.
- А коньячок-то привозной... - рассматривая на недопитой бутылке золотистую фирменную этикетку, сказал эксперт-криминалист Дымокуров. Хороший коньячок, армянский, не местного розлива.
Бирюков обвел взглядом кухню. Увидев возле мусорного ведра переломленную пополам шариковую авторучку и комочек измятой бумаги, поднял их. Распрямив бумагу, прочитал: "Прокурору г. Новосибирска от Холодовой А. Ф. Заявление". Написанное было нервно перечеркнуто.
- Что-то хотели заявить вашему шефу, - передавая листок следователю Маковкиной, сказал Антон. Маковкина, не проронив ни слова, положила листок в папку.
Осмотр квартиры продолжался долго. В кармане розового платья была обнаружена телеграмма, отправленная четверо суток назад из Адлера на имя Деменского: "ЗАКАЗАННОЕ ДОСТАЛ ВСТРЕЧАЙ РЕВАЗ" - и письмо без конверта, написанное красивым женским почерком и адресованное, как подсказывало содержание, тоже Деменскому:
"Лапушка моя золотая, здравствуй!
Сегодня поговорила с тобой по телефону и сразу пишу, прямо на работе. Ну как твои дела? Переживаешь? Спрашиваю, хотя заведомо знаю, что - да. В тот день, когда ты так сурово уехал, не могла найти места, сердце разрывалось на части. Состояние было ужасное, и продолжалось оно до твоего звонка. Я отлично понимаю свою вину и не знаю, что теперь делать. Скучаю и постоянно думаю о тебе. Дома все нормально, Сережа усердно растет, часто вспоминает папу Юру - тоже страдает. Реваз меня теперь не беспокоит, все пока тихо.
Приезжай, родной, очень жду.
Целую крепко, крепко!
Твоя Саня"
С обратной стороны письма вроде бы мужской рукой было написано четверостишие:
И стало мне жаль отчего-то,
Что сам я люблю и любим...
Ты - птица иного полета,
Куда ж мы с тобой полетим?!
Под стихами, похоже, тем же почерком, что и письмо, - размашистая приписка: "Будь проклято прошлое! Все!!! Все!"
Давно "Скорая помощь" увезла потерпевшую, разошлась от дома толпа любопытных разносить по городу "сенсацию", а оперативная группа скрупулезно продолжала свое дело. Бирюков долго беседовал с жильцами дома, однако те на все его вопросы лишь пожимали плечами да руками разводили.
Когда он ни с чем вернулся в квартиру Деменского, Маковкина, расстегнув форменный пиджак и поминутно прикладывая то к одному, то к другому виску сложенный платочек, писала протокол осмотра. По-детски прикусывая нижнюю губу, она заметно нервничала. Возле дивана нахмуренный Аркадий Иванович Дымокуров сосредоточенно рассматривал ситцевый халатик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10