- Мы усю жизнь у нужде.
- Сыновья не помогают?
- Сыны - отрезанные ломти, чего с них возьмешь.
- Где ваш Захар?
- У тюрьме сидит.
- Он же, говорят, освобождался.
- Ослободился и опять сел.
- Кто вам об этом сообщил?
- Старик мой.
- А старику кто?
- Вроде друг Захара какой-то объявлялся, переночевал у нас и тем же разом
сгинул.
- Давно это было?
- Несколько дён назад. В точности, родимый, не помню, врать не хочу.
- Как он выглядит?
- Ростом высокий, а лицо не разглядела - в темноте шел в дом, по темноте
с позаранку и ушел.
- Один?
- С Гриней Репьевым.
- Они, что, знакомы были?
- Не знаю, родимый, врать не хочу,
- О чем говорили?
- Не слухала я ихнюю болтовню.
- Как Репьев у вас на квартире жил? - опять спросил Антон.
Старуха пожала худыми плечами:
- Как усе квартиранты живут. Пятерку у месяц за ночлег платил, а питался
сам. Нам кормить его нечем было.
- Говорят, он выпивал часто...
- А теперь многие мужики пьют.
- Не буянил пьяный?
- Не, не буянил, врать не стану. Только, как сильно перепьет, тюремные
песни затягивал и плакал.
- Когда последний раз Репьев к вам заходил?
- Кажись, с Захаровым другом...
- Деньги в долг не занимал?
- Откуда у нас деньги, чтобы в долг раздавать...
- Хозяйство у вас приличное. Неужели не хватает денег?
- Старик деньгами усю жизнь правит. Не знаю, родимый, куда они у него
расходятся, врать не хочу.
Старуха устало склонила голову и, как показалось Бирюкову, даже
всхрапнула. Антон задал еще несколько вопросов и, не получив в ответ ничего
враэумительного, попрощался.
В бригадной конторе, тихой в это позднее время, кроме бригадира, никого
не было. В неизменной морской фуражке, Гвоздарев подбивал на счетах
какую-то сводку. Указав взглядом вошедшему Бирюкову на стул у окна, он
несколько раз двинул костяшками туда-сюда и с удовлетворением откинулся на
спинку стула:
- Вот работнул сегодня Тропынин! Два суточных плана сделал. Придется
простить парню раздавленную флягу с молоком. Утром в его честь флаг
трудовой славы поднимем. - Улыбнулся и без перехода спросил: - Что бабка
Екашиха рассказала?
- Измученная она до изнеможения, спит почти на ходу, - ответил Антон.
- И сам Екашев, как присядет, так дремлет. Они ж, как египетские рабы,
спин не разгибают. Хронически не высыпаются.
- Что за нужда у них такая?
- Загадка!.. Я, например, ничего понять не могу. Степан пенсию хорошую
получает, но дело даже не в пенсии. Прошлую осень наш бухгалтер из интереса
подсчитал, сколько Екашев получил денег из колхозной кассы... - Гвоздарев
придвинул к себе счеты и принялся отщелкивать костяшками. - Нетель на
четыреста рублей сдал, двух бычков на восемьсот, кабана почти на двести
пятьдесят да картошки на тысячу. Итого получается... Две тысячи четыреста с
лишним рубликов, не считая того, что еще одного борова Степан продал мясом
в райцентре на базаре да, наверно, полдесятка овец туда же свез. Живут
Екашевы вдвоем. В месяц, по словам продавца, тратят через наш магазин не
больше двадцати рублей. Где остальные деньги?..
- На сберкнижку, видимо, складывают...
- В том-то и дело, что нет у Екашева сберкнижки. Одевается, сами видели,
как. Сегодня перед отправкой говорю Степану: "Переоденься почище, не стыдно
в навозных штанах в больницу ехать?" А он серьезно отвечает: "Нету у меня,
Гвоздарев, во что переодеваться". Ну, мыслимо ли в наше время такое?...
- У них действительно в доме одни обноски.
- А в Серебровке издавна повелось: не годна стала одежонка, тащи Екашевым
- доносят до последней нитки.
Антон невесело усмехнулся:
- Вот уж в самом деле, как оказал бы Кротов, загадочные обстоятельства.
Может, все-таки, Екашевы на детей тянутся?
- Дети от них отреклись. Старший Иван - мой ровесник, даже когда-то
дружками были. Не так давно разговорились с ним, спрашиваю: "На вас, что
ли, отец жилы рвет?" Тот с болью: "По конфетке внукам ни разу не купил.
Одна песня у старика - на беспросветную нужду жалуется"..,
Припоминая старшего сына Екашева, Антон спросил?
- Иван, кажется, танкистом служил?
Гвоздарев кивнул:
- Знаете?
- Я еще школьником был, когда он-то ли в отпуск, то ли закончив службу -
в танкистской форме к родителям приезжал. Помню, здоровый такой, спокойный
парень.
- Точно. Ванюшка Екашев за свою жизнь, наверно, мухи не обидел.
- А остальные сыновья?
- Остальные - тоже спокойные ребята, кроме Захара. Этот прохвост! Лет
пять тому. назад после колонии появлялся здесь. Заграничным коньяком перед
деревенскими парнями хвастался. Спустил деньжонки, сколько было, и опять
скрылся.
- Бабка Екашиха сказала, будто друг Захара у них недавно ночевал. Не
видели?
- Я днем почти не бываю в селе. Да и вряд ли Захаровы дружки станут мне
или участковому Кротову на глаза попадаться. Захар, по-моему, крепко завяз
в уголовщине.
- Давно в Серебровке бригадирствуете? - спросил Антон.
- Шестой год.
- Помнится, вы на флоте служили...
- В общей сложности пятнадцать лет флоту отдал. Боцманскую школу
закончил. После увольнения в запас устроился в Черноморское пароходство. На
судах загранплавания работал. Повидал белый свет.
- И что же в родной край потянуло?
Бригадир усмехнулся:
- После женитьбы скучно стало по белу свету мотаться. Отдал якорь с женой
у ее родителей в Евпатории. У меня диплом малотоннажника есть. Устроился на
пассажирский теплоход "Герой Токарев" вдоль Евпаторийского пляжа отдыхающих
прогуливать. Сначала вроде ничего казалось, потом надоедать стало...
- Тогда и надумали в Сереброаку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42