.. Еще минута, и девушка в бархатном берете очутится в его руках.
- Ах!
Лицо Нади, не принцессы Нади-Изольды, а настоящей скромной институтской Нади мгновенно обливается румянцем неожиданности и испуга. Какой ужас! Вместо белокурой принцессы и страшного "мстителя" среди зелени кустов появляется Варвара Павловна Студенцова.
- А вы опять размечтались, Таирова, опять не учитесь? - звучит знакомый Наде (о, какой знакомый!) голос. - Должно быть, хотите, чтобы вас исключили из института? Ну, что ж, до этого уж недалеко. Ваше желание, конечно, будет удовлетворено. Искренно сожалею вашу достойную, уважаемую тетушку. Искренно сочувствую ей... Иметь в доме такую лентяйку! И, потом, что это у вас за поза? Лежать на земле, когда есть скамейка... И зачем вы смяли передник? Зачем сбросили пелеринку? Какое вы имеете право так небрежно относиться к казенному имуществу?
Варвара Павловна смотрит в лицо Нади недовольным, суровым взглядом. Краска негодования заливает ее лицо.
Сконфуженная, пристыженная девочка поднимается с травы. Ее передник, действительно, смят, волосы растрепаны, пелеринка висит на ветке. Смущенная улыбка застыла на лице. Эта несчастная улыбка дает повод к негодованию классной наставницы.
- Как вы смеете смеяться, когда вам делают выговор? За этот смех вы будете наказаны.
И так как Надя все еще молчит смущенная, Варвара Павловна берет ее за руку и выводит на дорожку.
- Ступайте в класс, садитесь на ваше место и извольте заниматься серьезно. Я вижу, что в саду вы не можете учиться совсем.
* * *
Ночь... Окна дортуара, несмотря на строгое запрещение начальства, открыты настежь. Нестерпимо душна майская ночь. Сиреневые деревья под окнами пахнут одуряюще сильно... Какой пряный, вяжущий аромат!
В дортуаре кишит жизнь, несмотря на позднее, ночное время. Благодаря белой северной ночи мая, здесь светло, как днем. Пятиклассницы небольшими группами расположились у окон и усердно затверживают имена, названия и года по учебникам истории.
Особенно года, хронологию. "Мишенька" исключительно требователен и строг в отношении последней. Беда перепутать у него лета царствования того или другого царя или же периоды войны и событий. Особенно взыскателен он почему-то ко всему, что касается Греции в общем и Пунических войн в частности. О, уж эти Пунические войны! К ним Михаил Михайлович чувствует какое-то исключительное, ничем необъяснимое тяготение и чуть ли не каждую экзаменующуюся спрашивает на экзамене о той или другой Пунической войне.
Наточка Ртищева, "генеральша", как ее называют в классе, клюет вздернутым носиком над учебником истории у себя в "промежутке", то есть в узеньком проходе между своей кроватью и кроватью соседки. Зажав уши, чтобы не слышать жужжанье подруг, шепотом лепечущих пройденное, Наточка изрекает, как Пифия с треножника, раскачиваясь из стороны в сторону на своей табуретке, цифры за цифрами, имена за именами.
Где-то неподалеку в коридоре пробило три. Скоро утро. А она еще семи билетов не знает из сорока. Какой ужас! Неужели провал? С нескрываемой завистью оглядывается Наточка на тех счастливиц, которые прошли уже всю программу на завтра и пользуются сейчас вполне заслуженным отдыхом и уж, конечно, проснутся с бодрым сердцем и свежею головою. Счастливая эта Лилька Боярцева, - вызубрила все билеты и теперь храпит, раскрыв с блаженным выражением свой пухлый рот. А вон Дася Шталь встает, потягиваясь, с пола, на котором сидела поверх теплого пледа, и идет, сладко позевывая, ложиться в постель.
- Все билеты прошла? - завистливо спрашивает Наточка.
- Все, конечно, - радостно бросает Дася.
И опять сердце бедной Наточки вздрагивает завистливым чувством.
- Mesdames, кто знает про битву в Фермопильском ущелье и может рассказать? - неожиданно раздается чей-то повышенный шепот.
Это Саша Гурвина. Она считается одною из слабых учениц.
- Вот святая наивность! Спроси у учебника, он лучше всех знает, отвечает кто-то из "зубрящих", в то время как другие продолжают священнодействовать, не отрываясь от книги.
- Не могу: страницы нет. Как раз вырвана на этом месте страница, жалобным голосом стонет Саша.
- Бедняжка, ступай сюда. Я тоже сейчас на Греции... Будем каждая про себя читать по одной книге. Только, чур, уговор дороже денег, не жужжи, а одними глазами читай, без шепота.
- Хорошо, душка моя, хорошо, не буду! Спасибо... - и босые ножки Саши замелькали по направлению Мани Златомиримовой, самой отъявленной "зубрилки", на институтском языке, очень комфортабельно устроившейся на подоконнике огромного дортуарного окна. Теперь вместо одной закутанной в теплый платок детской фигурки на окне выросли две. Книжка лежит на коленях Мани. Она хозяйка и не хочет стеснять себя. Гостья же только бочком заглядывает в раскрытую страницу.
А короткая весенняя ночь уже выводит на далеком небе первые предрассветные узоры.
Надя Таирова, притаившаяся на другом дортуарном окне с учебником на коленях, с удивлением замечает розовую полосу зари, опоясавшую небо. Боже, как скоро промчалась эта ночь! Все казалось, что до утра еще далеко. А как прекрасны были ее ночные грезы нынче! Какое дивное настроение давал этот бледный, призрачный свет. Как рельефно переживались в воспоминаниях картины и образы прочитанного. Действительность с ее скучной прозой отошла далеко-далеко, и девочке в эту ночь кажется снова, что не Надя она, не Надежда Таирова, воспитанница пятого класса Н-ского института, которой суждено держать последний, решительный экзамен завтра, а принцесса, пленница какого-то таинственно заколдованного замка, пленница злого чародея-чудовища, который держит ее за семью затворами высокой башни.
1 2 3 4 5 6 7 8