Тебе этого тоже знать не надо. Все дело в том, что я у него в долгу.Тони нагнулся и включил радио. В теплом воздухе раздались звуки вальса. Какой-никакой, но вальс. Он сделал погромче. Из динамика брызнула мелодия, полная фальшивой грусти. С тех пор, как старой Вены уже нет, вальс всегда вызывает грусть.Девушка наклонила голову набок, попыталась подпевать, но после нескольких тактов замерла с полуоткрытым ртом.– Ева Кресси, – сказала она. – Это имя горело в небе. Над ночным клубом для бродяг. Над притоном. После облавы буквы погасли.Он шутливо подмигнул ей.– Какой же это был притон, если вы выступали там мисс Кресси. Оркестр всегда исполнял этот вальс, когда старый швейцар расхаживал взад-вперед перед входом в отель, позвякивая своими медалями. «Последняя улыбка». Эмиль Дженнингс. Это, конечно, Вам уже ничего не говорит, мисс Кресси.Он сделал три шага к выходу, обернулся.– Я должен проверить, все ли двери закрыты. Надеюсь, не очень вам помешал. Вам уже пора спать. Довольно поздно.Вальс закончился, и раздался голос диктора. Девушка попыталась его перекричать.– Насчет балкона ты все придумал? Он согласился:– Возможно. Больше не буду.– Вряд ли, Тони. – Ее улыбка была, как опавшая листва. – Подходи еще как-нибудь, поговори со мной. Рыженькие не выбрасываются из окон, Тони. Они ждут и стареют.Он внимательно посмотрел на нее в последний раз и ушел по голубому ковру.Под аркой, ведущей к главному холлу, стоял швейцар. Тони еще не смотрел туда, но уже знал, что там кто-то есть. Он всегда чувствовал, когда кто-то был рядом. Он слышал, как растет трава, словно осел из «Синей птицы». Швейцар сделал ему знак подбородком. Потное лицо над форменным воротничком выглядело возбужденным. Тони подошел к нему; они вместе прошли под аркой и вышли в темный холл.– Есть проблемы? – устало спросил Тони.– Там снаружи стоит какой-то тип, спрашивает тебя. Заходить не хочет. Я стою, протираю окна, вдруг он подходит, такой высокий... «Позови-ка сюда Тони», – говорит, а сам озирается.– Понятно, – сказал Тони и пристально посмотрел в водянистые глаза швейцара. – Кто это был?– Он сказал Эл.Лицо Тони приняло ничего не значащее выражение.– Хорошо.Он двинулся к выходу. Швейцар схватил его за рукав.– Слушай, Тони... У тебя есть враги? Тони вежливо улыбнулся, сохраняя все то же выражение лица.– Слушай, Тони... – Швейцар не отпускал его руку. – Там стоит черная машина, огромная, за квартал отсюда, напротив пивной. Рядом с ней парень, сам снаружи, а ногу держит на педали. А тип, который тебя спрашивал, в таком плаще, большом, темном, воротник поднят до самых ушей. И шляпу надвинул. Лица и не видно... Говорит мне: «Позови-ка сюда Тони!» И озирается. У тебя точно нет врагов, а, Тони?– Разве что в налоговой инспекции, – ответил Тони. – Исчезни!Слева – три лифта, справа – конторка. Из трех лифтов работает один. У открытой двери молча стоит, скрестив руки на груди, ночной лифтер в чистенькой униформе с серебристыми галунами. Мексиканец по фамилии Гомес. Новенький, первую ночь работает.С другой стороны – конторка. Розовый мрамор. Дежурный сидит, скучает. Розовощекий франтоватый малый с усиками. Дежурный посмотрел на Тони и подкрутил усы.Тони погрозил ему пальцем. Дежурный отвернулся и, кажется, обиделся.Тони миновал закрытый газетный киоск и, пройдя мимо аптеки, оказался у двери, с начищенными медными ручками и большими стеклами в никелированных рамах. Он чуть задержался перед своим отражением и, глубоко вздохнув, расправил плечи, толкнул дверь и вышел на влажный, холодный воздух.На улице было темно и тихо. Шум с Уилшерского шоссе почти сюда не доносился. Слева у входа стояли два такси. Опершись на лобовое стекло, таксисты курили и о чем-то разговаривали. Тони пошел направо.Черная машина стояла метрах в двадцати. Горели подфарники и слышалось слабое урчание мотора.От машины отделилась высокая фигура. Держа руки в карманах, к нему приближался человек в плаще с поднятым воротником. В зубах тлел окурок, похожий на заплесневелый рубин.На расстоянии двух шагов друг от друга оба остановились.Человек в плаще сказал:– Привет, Тони. Давно не виделись.– Привет, Эл. Как делишки?– Не жалуюсь.Человек в плаще начал было вынимать руку из кармана, но остановился и принужденно засмеялся.– Совсем забыл. Ты ведь, наверно, не подашь мне теперь руки...– Это ни к чему не обязывает, – сказал Тони. – Подавать руку умеют и обезьяны. Чего ты хочешь, Эл?– А ты все такой же толстячок, а, Тони?– Похоже на то.Тони как будто что-то попало в глаз. Он быстро заморгал, В горле образовался комок.– И нравится тебе эта работа?– Работа, как работа.Эл снова тихонько засмеялся.– Не суетись, Тони. Значит, работа, как работа. Ну и ладненько. Тут у тебя живет птичка одна, Ева Кресси. Порхала, порхала и залетела в твою спокойную ночлежку. Пускай она выйдет. Прямо сейчас и быстренько.– А что случилось?Человек в плаще оглянулся по сторонам. В машине кто-то кашлянул.– Да так – живет не по правилам. Ничего мы ей не сделаем, а тебе будет хреново. Пускай выйдет. Даем тебе час.– Ладно, – сказал Тони как-то неопределенно. Эл вытащил руку из кармана и легонько толкнул Тони в грудь.– Я с тобой не шучу, толстячок. Пускай выходит!– Ладно, – повторил Тони безо всякого выражения.Человек в плаще потянулся к дверце машины, открыл ее и скрылся в салоне, словно длинная черная тень.Изнутри послышались голоса. Человек снова вышел из машины. Он молча подошел к Тони. В его глазах отражался тусклый свет уличных фонарей.– Слушай меня внимательно, Тони. Ты всегда хотел быть чистеньким. Да, братишка?Тони промолчал.Эл наклонился к нему совсем близко – теперь он действительно превратился в тень.
1 2 3 4 5